Подорвались в путь мы внезапно. Еще вот только что обсуждали признания "языка". И что Скворец напрасно беспокоится, потому что послушников в большой мир не выпускают, а значит шансы сестры оказаться по ту сторону его коллиматорного прицела сильно преувеличены. А в следующий момент звонок в окно заставил нас засуетиться, словно грешников на адской сковородке.
В окно же позвонили потому, что в дверь Машке звонить неудобно. Она, конечно, и умница, и красавица, но все же пустельга - птица семейства соколиных. В старые, еще домагические времена, ее бы назвали фамильяром - питомцем, способным дать в сообразительности фору иным "быкам", умеющим только жрать, трахаться и бить в морду. Многие ее и сейчас бы так назвали, но только не серьезные исследователи. Они слово "фамильяр" на дух не переносят - для них оно слишком казуальное. Животное-компаньон - уже лучше. Но правильнее всего - паранормальный биологический контактор. Поэтому серьезных исследователей никто не любит. Кроме них самих.
Справедливости ради следует заметить, что контакт между Синицей и пустельгой в самом деле присутствовал. Телепатия или магия разума - о его природе мы до сих пор спорили. Но важны не слова, а суть. Синица даже умела смотреть глазами птицы. Но только если та недалеко. Нынешние полсотни километров до колхоза прямой контакт исключали, однако доставить записку и позвонить в окно для Машки было проще, чем Жару сжечь яичницу. Собственно, ради нее звонок там и установили. Хотя если бы один из двух наших спутниковых телефонов не накрылся, то и записка бы не потребовалась
Гласила же она следующее: "Саша, не мог бы ты к нам приехать? Если возможно, поторопиться? Ситуация может потребовать твоего присутствия. М.". Буква "М" означала Мерлин - сетевой ник Полковника еще с тех пор, когда о магии писали исключительно авторы фэнтези. А наличие слова "поторопиться" означало, что нужно поторопиться. То есть вот прямо сейчас брать ноги в руки и мчаться ужаленным в жопу носорогом. И мы помчались. Несмотря на темень. Хотя что нам темень, таким передовым и прогрессивным.
Наша безотказная плоскодонка гнала полным ходом, выдавая все свои 11 километров в час. Хотелось бы быстрее, но быстрее она не умела. Мимо проплыли Финляндский вокзал, Петропавловка, после чего мы вышли на Малую Неву и уже из нее - в Залив. Залив был тих, словно буйнопомешанный после десяти кубиков аминазина. И это радовало - в гробу я видел удовольствие скакать по волнам. А так мы подкатили к пристани "У Петровича" где-то часа через два после полуночи.
Пристань встретила одиноким фонарем, тусклым как рассветные звезды из-за скопившейся на стекле грязи. И матами Петровича. После того как мы его разбудили. Правда, длились загибы ровно столько, сколько нам потребовалось на то, чтобы извлечь из лодки флягу живой воды и пузатую емкость натурального "Мартеля" - мы спешили, но никак не могли не уважить хорошего человека. Емкость Петрович сам же наполовину и опустошил под копченого лосося, маринованные опята и разговор о последней рыбалке. Весьма удачной, чему порукой была уплетаемая за обе щеки рыба - балтийскому лососю проблемы человечества пошли исключительно на пользу, и он снова начал неплохо клевать.
А далее нас ждала дорога почти строго на север, в сторону Приозерска. По раздолбанным грунтовкам и еще более раздолбанному асфальту. Под недовольное урчание движка "козлика", изображавшего кота, у которого хотят отнять честно украденный кусок колбасы. И так до самого коллективного хозяйства "Звезда капитализму". Странность колхозного названия объяснялась компромиссом между простонародной эстетикой председателя Бах Бабахыча и нормами приличия, на соблюдении которых настоял преимущественно женский трудовой коллектив.
Когда свет от фар "козлика" уперся в запертые ворота поселения, небо на востоке уже начало сереть. Над частоколом немедленно возникла голова в "пидорке" и тут же спряталась. Машину в колхозе знали и по идее не должны были долго мурыжить на въезде. Нас и не мурыжили - без единого скрипа створки разошлись в стороны, и перед нами открылся прямой путь до самого правления. Но до правления мы не доехали. Потому что на полпути дорогу перегородил высоченный - за два метра - худой, как глиста на диете рыжий детина в джинсах, болотных сапогах и ватнике. Он в наглую стоял посреди проезжей части и только щурился в свете фар.
Я просигналил. Парень сигнал проигнорировал. Скворец вопросительно глянул на меня. Я пожал плечами - давить придурка не хотелось, а потому оставалось только договариваться. Я набрал побольше воздуха в легкие, открыл дверь и без обиняков высказал все, что накипело на душе по поводу рыжих идиотов, стоящих посреди дороги и мешающих проезду.
Жар в ответ лишь улыбнулся во всю свою веснушчатую рожу, затем подошел, выволок меня из машины и обнял так, что в моем позвоночнике что-то хрустнуло. Я понадеялся, что остеохондроз. Сил у Жара несмотря на выдающуюся худобу было как у пещерного медведя, не мне, потомственному книжному червю в шестом поколении с ним тягаться. Поэтому я просто ждал, пока он выдохнется. И он мои надежды оправдал.
- Ха, Тать! - заявил, не переставая улыбаться, рыжий обалдуй, когда ему надоело меня тискать. - А у нас тут жопа намечается!
Да ну, быть такого не может, какой сюрприз. А я-то думал, что по мне просто соскучились.
В правлении, несмотря на утренний час, уже заседал кворум. В лице профессорского вида мужчины с благородной сединой в роскошной шевелюре, невысокого и абсолютно лысого, но при этом изрядно бородатого субъекта лет шестидесяти шириной плеч превосходившего даже Скворца, и стройной рыжеволосой девчонки старшего школьного возраста на вид, конопатой, зеленоглазой и достаточно фигуристой, чтобы взгляду было за что зацепиться. Хотя девчонка все же не заседала, а возилась у электроплиты, что-то разогревая.
Когда мы вошли, она тут же подняла голову, обнаружила Машку на моем плече и расцвела улыбкой, немедленно заставившей забыть о конопушках и не самой модельной внешности - было в девчонке что-то такое, что запросто могло толкнуть представителя мужского пола на необдуманный поступок. Необдуманный - потому что рыжеволосая красавица была так же быстра на расправу, как щедра на улыбки. Однако я Синицу не боялся - мы с ней дружили. Как старший товарищ с младшим.
- Ма-а-шенька, солнышко, - колокольчик девичьего голоска заглушил бормотанье Полковника и Бабахыча. - А я тебе мышку поймала. Целых двух.
Соколиха одобрила известие пронзительным воплем прямо мне в ухо и перепорхнула на плечо хозяйке.
Руководящие господа товарищи тоже наконец-то соизволили обратить внимание на пополнение в кворуме.
- Саша! Просто замечательно, что ты приехал... - в этом месте приветственной фразы взгляд Виктора Ивановича остановился на Скворце, и в нем появилась некоторая вопросительность.
Пришел мой черед толкать речь.
- Полковник, подполковник, Синица, Жар! - я прочистил горло, чтобы избавиться от утренней хрипотцы - голос в соответствии с торжественностью момента должен был звучать солидно и пафосно.