Гирлянда! Точно, это же гирлянда. На елке! Ведь скоро Новый год! Мама испечет замечательный медовый пирог. И будет необычайно красивой и нарядной в своем любимом зеленом платье, так здорово идущем ее самым лучшим на свете зеленым глазам! А потом придет бабушка. И мы зажжем елку. Она вспыхнет разноцветными звездочками огоньков. А ярче всех будет сиять звезда на верхушке! Прямо как этот столб света, что бьет мне прямо в глаза.
Блин, о чем это я! Какой нахрен Новый год! Нет уже ни мамы, ни бабушки. И никогда не будет. С того дня на Невском, когда ошалевший от магической силы урод начал превращать гуляющих по проспекту людей в живые факелы. Как они кричали! И катались по асфальту, пытаясь сбить пламя. Но огонь жег их изнутри. Медленно. И его невозможно было потушить. А урод содрогался от смеха и тыкал в горящих людей пальцем - ему было очень весело...
Но как же достал этот свет! Где там у него выключатель - обязательно должен быть выключатель. Гирлянд без выключателей не бывает. Надо просто найти. Или может разрезать цепь? Мама категорически запрещала мне это делать. Говорила про какого-то Тока, который бегает по проводам и может меня ударить. Но сколько бы я ни пытался этого Тока увидеть, у меня ничего не получалось. Может, он бегал когда я ложился спать? И ложился спать, когда я начинал бегать? Но как бы тогда он мог меня ударить? Да и мамы больше нет - тетя Надя сказала, что она на небе и смотрит оттуда на меня. И плачет, когда я балуюсь и капризничаю.
Но я же не буду баловаться - я просто разрежу эти долбаные провода, чтобы выключить этот долбаный свет! Чем вот только... Зубами что ли перегрызть?.. Блин, в натуре тормоз! Что это такое у тебя в руке? Нож? А я думал член Папы Карло. Хотя ножницы были бы лучше. Но и нож сойдет. Еще бы до проводов добраться... Хотя чего добираться - можно ведь просто метнуть нож! Я умею - меня Фуль научил. Вот так!.. Ну наконец-то! Темнота - как же я по тебе соскучился! А теперь можно и баиньки.
Глава 8
Соколиха резко встряхнулась, словно ей дали нюхнуть нашатыря, и тут же навелась на дальний, возле самого выхода в сени, конец комнаты. Ибо там, аккурат между заляпанными по щиколотку засохшей грязью берцами и брошенными небрежной кучей пустыми джутовыми мешками, объявилась крыса. Толстая и наглая, как московский олигарх. И точно так же понимавшая, что даже на самого наглого олигарха может найтись своя вертикаль власти. Поэтому не то чтобы боявшаяся, но проявлявшая осторожность. С пару минут она что-то вынюхивала и высматривала. Пока не решила, что отдала достаточное должное традиционному ритуалу и пришла наконец-то пора показать, кто в этом доме настоящий хозяин.
Это была большая ошибка. Потому что "вертикаль власти" на сей раз не дремала, обожравшись халявными мышами, а зорко бдела, высматривая с высоты любимого шкафа вредителей врагов народа. Крыса не пробежала и метра, как соколиха спикировала. И конечно же не промахнулась Крыса отчаянно заверещала. Наверное, требовала уважения своих прав и грозилась жаловаться на неправомерность действий. Ее требования и угрозы пропали втуне - карающий клюв правосудия опустился, и крысиный писк стих.
Ставший невольным зрителем развернувшейся "криминальной драмы" Виктор только усмехнулся - он тут вроде как олицетворял собой прокурорский надзор, но трагедия крысиного олигарха его нисколько не тронула. Скорее, наоборот - действия соколиного правосудия были признаны единственно верными и получили всецелое одобрение, так что Машка могла не переживать. Хотя чего ей переживать - это пусть ее еда переживает. Она же с гордым видом победительницы восседала на крысином трупике, плюя на всякие одобрения да санкции.
Виктор подошел к соколихе, но та в ответ только расправила крылья и защелкала клювом. То есть честно предупредила, что крыса - ее. А он пусть проваливает подобру-поздорову и не думает, что ему что-то обломится. Да не очень-то и хотелось. Скворцов направился к выходу в сени, взял в руки берцы, покрутил их, изучая на предмет загрязненности, и решил, что чистить смысла нет - все равно через пять минут заляпаются пуще прежнего. Поэтому сойдут и такие. Обулся и вышел на улицу.
Погода удивляла - уже третий день не было никакого намека на дождь. В облаках периодически появлялись просветы, через которые можно было увидеть непривычно голубое небо - Виктор уже начал забывать, что у неба может быть такой цвет. Сами облака были светлыми и высокими, что тоже не предвещало скорых осадков. Зато похолодало. По ночам прилично подмораживало, хотя днем вновь возвращалась слякоть.
Виктор бросил последний взгляд на небо да и направился к большому бревенчатому дому, что стоял метрах в тридцати от правления. Калитка в окружающем дом штакетнике была гостеприимно распахнута - заходи кто хочет, бери что унесешь. Вот только уносить было нечего. Разве что раздолбанную телегу. Укатить бы ее не получилось - не хватало колес с левой стороны. Однако сам дом производил серьезное впечатление: никаких рюшечек да ряшечек - одна лишь мрачная угловатая основательность.
Внутри оказалось жарко натоплено, но Виктора жара не трогала - "Богатырь" обеспечивал комфортные условия при достаточном спектре температур, чтобы отлично чувствовать себя почти всегда и везде. Разве что в стратосферу лезть не рекомендовалось да еще опускаться под воду. Так как запас кислорода предусмотрен не был.
Большой зал пустовал, зато в прилегающей к нему слева спальне Скворцов обнаружил грустную Синицу. Та сидела у кровати, на которой укутанный в несколько одеял по самый подбородок лежал Тать. По-прежнему в коме. Жизнь в маге едва теплилась, а у них даже самой простенькой медицинской аппаратуры не было. Девчонка напрягала как могла все свои медицинские умения, но пока без особых успехов. Хотя кто знает, может именно благодаря ей Тать все еще жил.
Заслышав шаги Виктора, Синица подняла голову. Видок у нее был так себе - красные опухшие глаза, не поймешь, то ли ревела, то ли от недосыпа. А скорее, и то, и другое вместе. Темные круги под глазами. И выражение вселенской печали пополам с крайней усталостью на осунувшемся личике. Виктор изобразил взглядом знак вопроса, но девчонка лишь отрицательно покачала головой и отвернулась. Скворцов тяжко вздохнул и вышел в зал.
Там за это время нарисовался Жар. Тоже не очень веселый и еще толком не отошедший от своих пиромантских подвигов. Спасла его, кстати, Синица - как-то сумела вывести из магического транса. Если бы не она, то вместо полутора боевых магов у них бы сейчас не было ни одного.
Побывав на месте "пламенного представления" пироманта, Виктор как-то вдруг осознал, насколько ему до сих пор везло, гоняя незарегистрированных магов и колдунов-фундаменталистов, ни разу не нарваться на кого-то вроде Жара с Татем. "Поле боя" оставило неизгладимое впечатление. Оплавленная до твердой корки земля, потерявшие форму металлические детали, по которым хрен определишь, чем они были раньше. И никаких человеческих останков. Даже костей. Если не считать Гусинского, выглядевшего совершенно целым - разве что изрядно утомленным - но бывшего совершенно мертвым. Никто так и не понял, каким образом Тать его завалил, но с магией это часто бывает. Труп они сожгли, а пепел затем развеяли над полями. Как и обещали. Вещи же колдуна были изъяты в качестве трофеев. Для изучения.