Дни кружились в восторженном вальсе. От рассвета и до заката, от заката и до рассвета — ни одного неприятного чувства; всё смех, всё счастье, и всё сильнее… сильнее…
Павел Павлович Предпоследний очнулся в троллейбусе.
В висках ломило как с тяжкого похмелья; мир за окнами был мрачен и холоден, дождливо тягуч. Люди смотрелись неприятно, враждебно даже.
Предпоследний стал шарить по сиденью, и вдруг понял, что Зонта нет. Он вскочил, бросился в одну сторону, в другую, кого-то сильно толкнул, нарвался на крепкое ругательство. Обратно — к сиденью, на колени повалился, заглянул — и на полу зонта не было. На ближайшей остановке он вырвался под холодный дождь, и побежал, терзаемый болью и отчаяньем, скуля:
— Верните мне зонт! У-у, разбойники! Верните!..
Когда вечером усталый, грязный, подавленный вернулся домой (без зонта, конечно), то обнаружил, что дома, а точнее его квартиры, нет. Вся дорогая техника сгорела.
Тётя Клава набросилась на него с кулаками, завизжала:
— Где шлялся, алкаш?! Короткое замыкание… — прибавила несколько крепчайших ругательств и разрыдалась.
Павел Павлович Предпоследний тоже разрыдался, бросился вниз по лестнице, и… эту ночь он провёл под лестницей в каком-то грязном, обшарпанном подъезде. Воняло невыносимо…
На следующий день, на работе его ожидало следующее известие: при ближнем рассмотрении в его, якобы прорывном изобретении нашли кучу изъянов; теперь требовали вернуть премию (уже растраченную), и вообще — за постоянные опоздания грозили уволить.
А потом была встреча с Аллой. Блондинка с умом академика подтвердила Чеховскую поговорку: "Краткость — сестра таланта":
— Ты мне больше не нужен.
И ушла.
У Павла Павловича Предпоследнего появилась навязчивая, важная как жизнь мысль: "Я должен вернуть зонт".
Ночами он не спал — лежал под лестницей в подъезде, лениво пережевывал найденные в ближайшей помойке объедки и думал.
Ясно: зонт пропал во время поездки в троллейбусе, номер троллейбуса П.П. помнил — тогда он возвращался из парка, где гулял с Аллой, домой. Всего пять остановок. На одной из них вышел похититель. Есть вероятность, что он там выходит каждый день по возвращении с работы. В тот роковой день было что-то около семи вечера — вот в это время он и станет караулить на остановках.
На четвёртый день Предпоследнему повезло, — он увидел похитителя зонта.
Это был склонный к полноте мужчина, с обвислыми варёно-раковыми щеками, и с жирными усищами. Мужчина нёс Зонт над головой и сиял от счастья.
Предпоследний, дрожа от нетерпенья, проводил похитителя до его подъезда. И уже там, в липком, влажном сумраке, в окружении почтовых ящичков, и трубном урчании подвала, набросился, схватил за плечо, развернул, отвесил пощечину, и взвизгнул:
— Негодяй!
Выражение беспредельного счастья сменилось на лице мужчины выражением недоумения, он спросил:
— Что вам угодно?
— Зонт! — визжал Предпоследний.
— Какой зонт? — насупился мужчина.
— Который Вы у меня украли!
— Извините, но я у вас ничего не крал. Этот зонт по праву принадлежит мне, и я ни за какие коврижки его вам не отдам. Да-да, так и знайте. Если понадобиться драться, я буду драться. Этот зонт — моё счастье.
— Но ведь вы его украли у меня!
— А вот и не правда. Этот зонт я нашёл три дня назад, ранним утром, в троллейбусе. Он закатился под самое крайнее сиденье, в тень. Но этот зонт не ваш. На нём не написано, что он ваш. Так, знаете ли, любой может заявить: моё! Моё! Много вас таких охотников! А вот вам!
И мужчина показал Предпоследнему кукиш. От сжатого волосатого кулака воняло сельдью и женскими духами (тоже, стало быть, личную жизнь наладил).
Этого Павел Павлович выдержать не мог. Он вцепился в этот кулак зубами, вгрызся, сначала до крови, затем, до кости.
Усатый мужчина дернулся назад, но споткнулся на ступеньке, упал, ударился затылком, и вдруг затих.
Предпоследний пощупал у поверженного пульс, и понял, что "похититель" погиб. Пошарил в пальто, поднял: портсигар, портмоне, паспорт. Паспорт приоткрыл, прочел: Пётр Петрович Последний.
Понял Павел Павлович Предпоследний — померли помыслы, потух — почти покойник — Павел Павлович Предпоследний.
Поднял причину погибели, приоткрыл. Под промозглость пошёл. Покачивался, подрагивал, продрог, пробормотал:
— Почти покойник. Помогите! Почти погиб! Пытку подарок преисподней преподносит! Потемнело! Проклято!