Я вздохнул:
— Были, наверное, и другие причины, помимо этого бизнеса.
— Были. В частности, стремление отмыть деньги. Япония и в этом вопросе — что малый ребенок. Здесь очень хорошая система дивидендов, что позволяет очистить часть прибыли. Я занимаюсь инвестициями помимо основной деятельности. И результаты отличные.
— Понятно. Но этим всего не объяснишь. Почему ты присмотрел себе именно эту компанию?
— Потому что я здесь когда-то работал. И хорошо знаю внутреннюю ситуацию. К тому же она не входит в первую секцию биржи, поэтому не слишком выделяется. Это самые главные из причин, но есть и другие. Когда я здесь работал, я не мог реализовать себя. Управляющее звено было абсолютно беспомощным. Я провел внутреннее расследование. Уже не осталось тех, кто помнил бы меня, а управление велось по-прежнему. Существовала только одна причина процветания компании: ей повезло с инвестициями в недвижимость во времена экономики «мыльного пузыря». Такая организация легко может превратиться в плацдарм для мести.
— Для мести? По отношению к кому? Из-за того, что тебя когда-то использовали беспомощные менеджеры?
— Нет. Я хотел использовать компанию как плацдарм для мести всей Японии. Стране, которая сделала меня таким. Эта страна — дерьмо. Жиреет на экономике, а сама дерьмо дерьмом. Она распространяет и воспроизводит дерьмо. Я понял это, когда торчал в электрическом ящике. Мне захотелось развратить ее изнутри. Вот какое у меня возникло желание. Случайно получилось так, что мне попался в руки подходящий инструмент. Посмотри на Америку. Провозглашая войну наркотикам, она, по крайней мере, осознает, какая эпоха наступила после окончания «холодной войны». Сейчас наркотики — один из крупнейших двигателей мира. Это наилучшее стратегическое оружие, которое позволяет развратить и уничтожить страну изнутри.
Я пристально смотрел на него. Объект его ненависти, мировое зло, о котором он говорил раньше, теперь скатилось до уровня одной страны. Не удержавшись, я невольно пробормотал:
— Ты изменился. Сильно изменился.
Кувано ответил мне бесстрастным голосом:
— Наверное. Я многое испытал, и что-то внутри меня погнулось. Да и сколько времени утекло.
Да. Время утекло. Я и сам об этом думал. Я смог, молча оглянувшись, уйти с ринга. Да, это мне удалось. Но последний удар гонга еще не прозвучал.
— Ты совершил преступление до того, как вернулся сюда, — сказал я. — Я сейчас говорю не про Южную Америку. А про Нью-Йорк. Это ты убил мужа Юко. Зачем?
— С чего ты взял?
— Он попал в аварию из-за неисправности тормозов. Та же ситуация, что и в семьдесят первом году. Жестокая шутка.
— …
— Юко писала танка. Они были украдены. Предположительно причина только одна. Прочитав стихи, я мог бы о чем-то догадаться. Это необходимо было скрыть. Легко определить, кто прослушивал телефон дочери Юко и украл ее танка. Ты встречался с Юко в Нью-Йорке.
Впервые выражение его лица изменилось.
— Ты где-то нашел ее стихи?
— Да, нашел.
— И что там?
— Вот как. — Кувано задумался. — А почему именно это стихотворение?
— Одно из серии, посвященной Нью-Йорку. Выделялось на фоне других. Вчера я случайно увидел в утренней газете слово «террорист». Оно попалось мне в статье, где говорилось о том, что при взрыве использовалась военная взрывчатка. Также упоминалось, что эту взрывчатку, видимо, ввезли из-за рубежа. У меня плохое воображение. Как еще Юко могла быть связана со взрывом? Когда я прочитал ее стихотворение, я понял: в ее окружении был человек, которого называли террористом. Откуда рядом с женщиной, ведущей обычную жизнь за границей, появится террорист? Есть только один вариант. Я знаю человека, чье прошлое наводит на подобные мысли. Да ты и сам сказал. В этой танка — реально действующий террорист. Именно прочитав стихотворение, я подумал, что взрыв — скорее всего, террористический акт. Более того, вы с Юко были в таких отношениях, которые позволяли вам обсуждать общее прошлое.
Он смотрел на меня, не отрываясь, долгое время и наконец сказал:
— Вот как? У нее было такое стихотворение?
Я взглянул на Кувано. Он больше не улыбался. Смотрел вдаль. После долгой паузы он тихо сказал:
— Ты прав. Я ездил в Нью-Йорк. Уже как Канелла. Моя прежняя фамилия слишком бросалась в глаза соответствующим органам. Я отправился туда учредить компанию, которая занималась бы отмывкой капитала. Но мир полон мистики. Компания находилась на Пятой авеню. Я и представить себе не мог, что столкнусь с Юко на улице. С тех пор мы стали встречаться. Ходить на свидания. Я очень хорошо помню тот день, о котором говорится в стихотворении. Жаркий летний день. Солнце светило так беспощадно, что я купил зонтик от солнца в магазине на Пятой авеню. Она ела мороженое и испачкала руки. Поэтому я держал над ней зонтик. Ручка его была сделана из дерева, и я крутил и подбрасывал его, как вертолетик из бамбука. Мирный день. Она смотрела на меня и смеялась. Такая красивая. — Кувано опустил глаза. — Да, я убил ее мужа. Причина простая. Я не хотел ни с кем делить ее. Только и всего. Я стал профессиональным убийцей. Никаких эмоций не испытывал. Убить его было легко. Как ты и сказал. Я подпилил тормоза в его машине. Поехал рядом, подпихивая его, вызвать аварию оказалось парой пустяков. Дорога Бронкс-ривер-парквей — двухполосный серпантин. На ней часто случаются аварии. Полиция ничего толком и не проверяла.
Кувано поднял глаза на меня и тут же отвел взгляд в сторону. Он подошел к окну. Посмотрел на ясный, солнечный пейзаж. Маленькая черная спина. В ней не чувствовалось ничего неестественного, включая движения рук. Действительно, протез у него был сделан отменно.
Я сказал ему в спину:
— Она знала?
— Может, и знала. Но не говорила об этом, хотя, наверное, догадывалась. По крайней мере, это ясно из ее стихотворения.
— А зачем ты убил ее?
— Разумеется, причина в тебе, — тихо ответил Кувано, стоя ко мне спиной.
— Сказать тебе правду? — Кувано обернулся.
На фоне ярких солнечных лучей его лицо превратилось в черную тень. Контраст между светом и тенью, точно как в танка Юко.
— Впервые я был очарован ею не во время нашей встречи в Нью-Йорке, а задолго до этого, с тех времен, когда мы занимались студенческой борьбой и сидели в осаде в восьмом корпусе. Но она уже в те годы думала о тебе. Я заметил это в разгар борьбы. Я завидовал тебе. Конечно, из-за нее, но и не только. Ты подавлял меня в различных смыслах. Но ты был беспечен. Вот уж действительно без царя в голове. Но тебя нельзя было назвать тупым и ограниченным. Свободен и беспечен, как дерево, одиноко стоящее посреди весеннего ноля. Лучше объяснить не получается, но я так чувствовал. Победителей нет. Об этом знали немногие. И она одна из них. Вот почему ее тянуло к тебе. А ты меня подавлял. Тебе самому, наверное, и в голову это не приходило. Но так было всегда. И когда ты стал заниматься боксом. У меня никогда бы не получилось ничего похожего. Я говорю сейчас не о физических способностях. Борьба закончилась, а ты был полон сил. Я завидовал тебе. Всякий раз, когда ты участвовал в поединке, я завидовал тебе так сильно, что казалось, сойду с ума. Но что еще хуже, я стыдился своей зависти. Я так часто мечтал стать бессовестным наглецом. У меня получилось всего один раз. Я стал настоящим негодяем, который ничего не стыдился. Однажды я пришел к тебе, но тебя не было дома, она оставалась одна. И тогда мне удалось превратиться в подонка. Сначала она сопротивлялась, а потом легла как мертвая. Никогда больше я не испытывал к себе такой ненависти, как в тот день. В ее оправдание могу сказать: она ушла из твоего дома из-за того случая. Она была чистой девушкой. И именно поэтому приняла решение больше никогда с тобой не встречаться. Она не хотела разрушать образ друга, который ты хранил.
Я молчал. На мгновение мысли в моей голове остановились, а потом перед глазами одновременно пронеслись все картины прошлого. Дни студенческой борьбы. Время, которое мы проводили втроем. Все эти картины болью отзывались в сердце. Боль, резкая, как от яркого света, слепящего глаза, и тягучая, как щемящее воспоминание. Месяцы, годы утекали, подобно водным потокам. Двадцать с лишним лет, вслед за моим невежеством.