В тот же день мать купила на рынке гусиного сала, и вскоре брат поправился.
У старика Лукьяна
Старик Лукьян загорелый, со множеством складок и морщин на лице; на запёкшихся губах чешуйки и трещины. Лукьян носит полинялую от стирок, выцветшую тельняшку и широченные, как пароходные трубы, брюки. Его дом стоит на окраине деревни на берегу «великой воды России» — Волги; к реке меж кочек и буйных зарослей чертополоха петляет тропа — «вдохновенное место» — говорят рыбаки и туристы.
На лугу за домом Лукьяна пасётся корова Марфа и осёл Савелий — «кормилица» и «труженик», как их называет старик, что вполне соответствует истине: корова даёт по ведру молока в день, а осёл самостоятельно, без провожатых, возит молоко на сыроварню. Лукьян устанавливает бутыли в сумки на боках осла и просто говорит: «Иди, Савка!» — и тот воодушевлённо, вкладывая в работу всю душу, спешит в посёлок. Войдёт во двор сыроварни, терпеливо ждёт, пока работники не опорожнят бутыли, потом топает назад в деревню.
Один год у Лукьяна жила восьмилетняя внучка из города. У девчушки болели ноги, и родители отправили её к деду в деревню. Лукьян мазал ноги внучки мазями из трав, поил её топлёным молоком, договорился с директором поселковой школы, чтобы Савелию в сумку клали школьные задания на неделю, а осла приучил после сыроварни подходить к школе. Через год внучка поправилась и вернулась к родителям, но Савелий по-прежнему после сыроварни подходит к школе. В его сумки суют газеты — для Лукьяна.
По утрам Лукьян удит рыбу в старице. Рыбы в старице — ловить не переловить, но воду затягивает ряска, и поплавок тонет в зелёной каше. Лукьян использует собственное «инженерное изобретение»: делает кольцо из можжевелового прута, разгоняет шестом ряску и бросает обруч в чистую воду; кольцо не даёт ряске сплываться, и в него можно спокойно забрасывать снасть.
Днём во дворе Лукьян строит лодку для директора сыроварни Жоры. Рядом среди щепы и стружек бродит всевозможная разноцветная живность: куры, индюки, ручной журавль Фомка.
Длинноногий Фомка — веселяга: распушит пепельное оперение и танцует, играет сам с собой: поднимет с земли щепку, подбросит в воздух, снова ловит. Фомка следит за порядком на дворе: заметит, петухи дерутся, — подскочит, заворчит, затопает, а то и ударит клювом драчунов. А соберутся индюки вместе — Фомка сразу к ним, прислушивается — о чём они бормочут, смотрит — кто что нашёл.
В жару Фомка стоит в тени сарая, точно часовой, или вышагивает вдоль забора и смотрит на реку. Заметит, баржа показалась — предупреждает Лукьяна криком.
Однажды весной Фомка исчез и объявился через неделю… с подругой; вбежал во двор, заголосил, закружился. А журавлиха боится, не подходит, топчется за изгородью.
Начали журавли строить гнездо на крыше дома: натаскали прутьев, смастерили что-то вроде корзины, внутри устелили пухом, а снаружи вплели колючки, чтобы никто не своровал яйца. Через некоторое время из гнезда стали подавать голоса желторотые птенцы, и у Фомки с журавлихой забот прибавилось.
Вскоре журавлята подросли, стали бегать по крыше, спускаться во двор и всё разглядывать. В такие минуты журавлиха беспокоилась; носилась взад-вперёд по крыше, кричала, размахивала крыльями, а Фомка спокойно ходил по двору, присматривал за своими детьми — он-то прекрасно знал, кто главный в птичьем царстве.
В середине лета Фомка повёл журавлят к реке обучать рыболовству. Первое время журавлята только воду баламутили, ничего не могли поймать, потом наловчились — гоняли рыбу строем, как солдаты. Осенью журавлята совсем окрепли, и журавлиное семейство переселилось на болото, где жили их собратья. Журавлиная стая готовилась к отлёту на юг, отъедалась рыбой и лягушками.
Обедает Лукьян за столом перед домом. Ко времени обеда во двор из всех закутков и дыр спешат кошки и собаки. Они обитают около дома, у сарая и просто в кустарнике; одни — местные, другие — поселковые, третьи — просто приблудные, неизвестно откуда. Вся эта кошачье-собачья братия тактично напоминает Лукьяну про обеденное время: сидят молча невдалеке, только призывно смотрят в его сторону да посапывают и перебирают лапами.
Случается, какой-нибудь невыдержанный пёс, вроде Артамона, фыркнет: «Закругляйся, дед! Самое время перекусить да в тенёк на боковую». Понятно, Лукьян подкармливает животных и, как всякая щедрая душа, не скупится на угощения. Во время обеда некоторые, совсем ручные, лезут чуть ли не на колени к старику, другие, одичавшие, схватят кусок и драпака.