Однажды (тут Зоренька всхлипнула) они с хозяйкой приехали в один двор, где юная всадница привязала лошадку к забору. Зоренька была удивлена – а что, разве мы сейчас не будем катать детей? Но хозяйка вместо этого расположилась на лавочке вместе с еще одной юной дамой. На свет вылезла бутылка и штопор. Девочки поболтали, поплакали в объятиях друг друга, зашвырнули пустую бутылку в кусты, а затем хозяйка дважды попыталась запрыгнуть на Зореньку (первая попытка закончилась падением всадницы в грязь, но это ничего, падать они умели) и, наконец, утвердилась в седле. Ехали быстро. Всадница все время вертелась в седле, как на иголках, громко ругалась, показывала водителям окружающих автомобилей какие-то жесты и хохотала во все горло.Периодически ей начинало казаться, что Зоренька скачет слишком медленно и тогда крики и пинки адресовались не автомобилистам, а лошадке. Зореньке приходилось, демонстрируя чудеса маневренности, притискиваться в узкие щели между ревущими и дымящими железными чудовищами. На красном светофоре они сбили чью-то маму с коляской, но судя по знакомым словам, услышанным сзади, происшествие обошлось без жертв и в остановке не нуждалось.
На повороте всадница, очевидно, перепутала право и лево, а, может быть, ее жест никак не относился к способам указать другим участникам движения направление своего маневра, но случилось ужасное. Огромный грузовик налетел на Зореньку сзади. Оглушительно вопящая и скрипящая машина ударила лошадку. Всадница, несколько раз перевернувшись в воздухе, шлепнулась впереди. И наступила тьма… А затем Зоренька увидела вдруг саму себя, в совершенно непристойной позе (раскорячив задние копыта и подняв зад, словно приглашая грузовик к любви), увидела, как собралась толпа, перегородив движение, как какие-то люди суетились вокруг всадницы… К Зореньке почему-то не подошел никто. Лишь один человек, водитель грузовика, заглянул в ее окровавленную морду с потухшим взглядом, плюнул и махнул рукой. Уже потом, когда всадницу увезла «скорая помощь», когда гаишники осмотрели место происшествия, что-то измерили и написали кучу бумаг, а потом уехали, сохраняя равнодушие на лицах, люди наконец-то проявили заботу о несчастной лошади. Шофер, призвав на помощь самых веселых и находчивых из редеющей толпы, указал на нее пальцем. Шестеро мужчин подняли тело и с размаху забросили в кузов. А потом был мясокомбинат. Шофер ругался еще более витиевато, чем бывшая хозяйка бывшей Зореньки, когда доказывал, что лошадь только что сама свалилась с грузовика и вполне пригодна на мясо, осталось только разделать. А упряжь? А, точно, на ней же упряжь! Водитель торопливо снял упряжь и теперь принялся кричать, уверяя работников мясокомбината в том, что коневоды перед отправкой лошади на мясо забыли снять с нее седло и уздечку. Но это ведь лучшее доказательство доброкачественности животного? Вот оно, только что скакало!
В конце концов общий знаменатель был найден, кузов поднялся и тело Зореньки шлепнулось на землю. История самой Зореньки на этом заканчивается. История шофера закончилась в конно-спортивной школе, куда он привез продавать упряжь, утверждая, что он больше в жизни не сядет на лошадь, потому что начальник посадил его на грузовик, а лошадь – туда ей и дорога! – отправилась на корм. Виктор Васильевич с пьяных глаз не узнал Зоренькины седло и уздечку и купил их за поллитра мутноватого пахучего спирта. У Виктора Васильевича болела голова и, мучимый похмельем, он спешил отвязаться от назойливого шофера.
Упряжь позже узнали девицы и повесили в стойле Зореньки в знак того, что они надеются на пополнение личного состава конюшни.
Юная всадница вышла из больницы. Но в школу она не вернулась. Ей, к сожалению, можно гулять теперь разве что во дворе, поскольку она легко забывает, где живет и как туда пройти. Ее имени я не знаю, так как она и сама его, кажется, больше не знает, каждый раз на вопрос «Девушка, а как вас зовут?» только глупо хихикает и называет разные имена. А еще ее отличительным признаком является мотоциклетный шлем, который она считает частью личного гардероба и никогда не снимает. А я думаю, что поздно. Если бы всадницы ездили в мотоциклетных шлемах – скольких бы проблем удалось избежать? Уж о сигналах поворота для лошадей я не говорю. Но мораль этой истории, конечно, иная – все потому, что у нас с пьянством не борются.