7
Перед отъездом из Берлина, 9 июня, Рихард передал в Центр:
«Положение для меня здесь не очень привлекательно, и я буду рад, когда смогу отсюда исчезнуть. Рамзай».
8
В редакции «Франкфуртер цайтунг» все было добротное и солидное: и само многоэтажное здание, и кабинеты редакторов, и мебель. В обшитых темным дубом помещениях, среди мерцающей кожи кресел и багета картин словно бы витал дух основателя газеты банкира «Леопольда Зоннемана. Но сотрудники ее, хотя были отутюжены, сверкали белоснежными манишками, золотыми пенсне и розовыми лысинами, производили впечатление перепуганных мышей. Рихард, прежде чем идти к редактору, побродил по комнатам репортеров и коридорам, потолкался в кафе, расположенном тут же, на первом этаже. И везде видел шушукающихся по углам, испуганно озирающихся людей.
До него долетали обрывки разговоров:
— …только подумайте, тридцать концлагерей! В Дахау, в Шлезвиге, в Заксенхаузене. В них тридцать тысяч заключенных! У каждого полка СС свой лагерь!..
— …готовится поголовный врачебный осмотр…
— …прочитал «Михаила», роман Иозефа Геббельса. Ну, я вам скажу! Одни афоризмы…
— Тшш! Тшш!.. Сочинения министра пропаганды позволительно только восхвалять!..
Да, и эту газетную крепость, оплот буржуазного либерализма, трясло мелкой дрожью.
Рихард прошел в кабинет главного редактора.
Шеф, коренастый и толстый, казавшийся маленьким по сравнению с огромным столом и огромными шкафами своего кабинета, прочитал рекомендацию высокого сановника из Берлина и расплылся в улыбке:
— Весьма и весьма польщен, доктор Зорге!
Он шаром выкатился из–за стола, вяло пожал Рихарду руку своей пухлой и потной рукой, пригласил сесть в кресло и сам утонул в таком же кресле напротив.
— Мы всегда охотно печатали ваши корреспонденции, которые вы столь любезно посылали из Китая, — заворковал он. — И мы будем рады считать вас своим постоянным сотрудником. Мой высокий друг пишет, что вы хотели бы представлять нашу газету в Токио. Зачем искать счастья так далеко? Я мог бы предложить вам место в аппарате, здесь, во Франкфурте.
— Да нет, знаете ли, меня увлек Дальний Восток.
Редактор хитро посмотрел на него и подмигнул:
— Да, да, подальше от греха,. — И, понизив голос, доверительно сказал: — Вы слышали? Они арестовали Лаудингера, моего редактора биржевого отдела и председателя союза журналистов города. И за что? За то, что во время речи нациста — биржевого комиссара — он сделал презрительные замечания.
Рихард вскинул голову и холодно сказал:
— Господин редактор, я полагаю, что презрительные замечания по поводу речи комиссара правительства не делают чести сотруднику вашей газеты.
— Конечно, конечно! — закивал и заулыбался редактор. — Я сам думаю точно так же! Но коллектив нервничает, оперативность снижается. — Он поднялся с кресла: — Что касается меня, то я всецело одобряю вашу кандидатуру. Однако, — он развел пухлыми руками, — все вопросы, в том числе и штатные, я могу решить только с согласия партийного комиссара, прикрепленного к нашей газете. Разрешите проводить вас к нему?
Кабинет комиссара помещался рядом с кабинетом главного редактора. Он был таким же громадным, а сам комиссар — худым и молодым. Над столом комиссара висел огромный портрет фюрера и флаг со свастикой. Однако комиссар был не в черном и не в коричневом мундире, а в штатском костюме.
— Можете идти, — оборвал он словообильную речь редактора. — Я сам разберусь. С глазу на глаз.
И когда редактор осторожно прикрыл за собой дверь, приказал Рихарду:
— Садитесь. Рассказывайте. От ноля.
— Что?
— Как что? Биографию. Евреи в роду были?
Комиссар, мутноглазый и тщедушный, напомнил Рихарду одного из тех инквизиторов–студентов, которые на площади Оперы сжигали книги. «С такими надо держаться круто», — решил он и, нагнувшись к комиссару, тихо сказал:
— Милейший, когда ваша мамочка еще вытирала вам нос, я уже был соратником моего Адольфа. Хайль Адольф Гитлер!
Комиссар вскочил:
— Хайль! — недоверчиво посмотрел на Рихарда. — Вот как? Это другой разговор, герр…
— Доктор Зорге, — небрежно подсказал Рихард.
— Но все же моя обязанность — выяснять взгляды сотрудников этой паршивой газетенки, — продолжил комиссар. — Итак, что вы думаете о программе национал–социализма?
— Что социализм в этой программе — лишь клетка для того, чтобы поймать птичку.
— Да как вы смеете!
— Я удивлен, — ледяным тоном оборвал его Рихард. — Неужели вы не знаете этого всемирно знаменитого афоризма Иозефа Геббельса?