Большеголовый, смуглый, седой.
Задумавшись крепко, не знаю о чем,
Долго сидел старик над ключом.
Смотрел, как играет зайчик луча.
И вдруг рукой зачерпнул из ключа.
В ладони большой, как чаша весов,
Воду держал, молчалив и суров.
Потом ладонь наклонил слегка,
Следя, как струйка стекает покорно,
Как будто, рукой зачерпнув из мешка,
На вес и на ощупь попробовал зёрна.
Баллада о рыбном промысле
Ровно в четыре часа поутру,
ровно в четыре часа
Уши раковин ловят
смутные голоса.
А рыбаки вперевалку
топают под обрыв,
Раскачивают баркасы,
выталкивают в залив.
Ровно в четыре часа поутру,
ровно в четыре часа,
Поворачиваясь, уходят
пристань, берег, коса.
Белые вороны моря,
чайки, крылами стуча,
С поджатыми красными лапками
проносятся мимо, крича.
Пенится, колобродит,
в страхе бежит от винта
Вывернутая изнанкой
сиреневая вода.
Море, высвежи голову,
выслези, вымой взор!
Мерно работает сердце,
мерно стучит мотор.
Ноги поджав, как Будда,
сидит на руле старик.
Крутая, крепкая шея,
зубы, усы, башлык.
Хитрый старик, без улова
он не приходит домой.
Не то чтобы приворот, слово —
с морем язык другой.
Он знает его коварство,
мелей и ветров секрет,
И море, как государство,
платит за выслугу лет.
На горизонте в тумане
густеет солнечный сок.
Так на свету сквозь яичко
просвечивает желток.
Брызнуло солнце по краю
овечьих, курчавых чащоб.
Словно подбросила жница
рыжей пшеницы сноп.
Берег в кайме зеленой,
белые города.
Разом поголубела
сиреневая вода!
Но вот вырастает над морем
рыбий загон-ставник.
— А ну-ка на весла наваливайся! —
приказывает старик. —
А ну-ка, на весла, а ну-ка,
баркас от воды отрывай! —
Железные панцири мидий
всосались в дерево свай.
Меж сваями тихо проходим.
Весла в руках и крюки.
Как статуи ожидания, замерли рыбаки.
Пружиня широкие шеи,
сверкающие, как медь,
Упругими перехватами
двое выводят сеть.
Крюками табанят эти,
пена бежит по волнам,
Чтоб рыба ложилась на сети
и смирно лежала там.
Чтоб рыба ложилась на спину,
ложилась и ни гугу!
Клубится густая пена,
подобная молоку.
А мы? Мы гребем сачками.
Гребем, выгребая груз
Белесого, тряского стада
набухших водою медуз.
Чтоб сети не оборва́ло,
рывками гребем и гребем,
Медуз водяное сало
мы выгребаем с трудом.
Пружиня широкие шеи,
мерцающие, как медь,
Упругими перехватами
двое выводят сеть.
Стойте! Забулькало море.
Круги над водою. Кипит.
Рыба заговорила.
Рыбина говорит!
Выныривает с наклоном
набитая рыбой гроздь.
По рыбам ударило солнце
и отскочило вкось.
Сыплется, сыплется рыба!
Падает на баркас.
Бьется о дно, куражит,
шаманит, пускается в пляс.
Горбыль на сетях огромный
с травою на плавнике,
Как будто бы дачник сонный
запутался в гамаке.
Крапчата барабулька.
Небесам удивлен карась.
Ставрида и пеламида
лежат, судьбе покорясь.
Мы рыбу перебираем,
сидим над грудой монет,
Чеканку с чеканкой сверяем,
иную глядим на свет.
Кот морской ядовитый
машет крысиным хвостом,
Махать прекращает немедленно,
раздавленный каблуком.
В воздухе промелькнула,
шлепнулась на волну.