— Воронок, встань. Тихо, тихо.
Конь осторожно подогнул передние ноги под себя. Поднял, выпрямил голову.
— Давай, Воронок, давай, только тихо.
Верёвка натянулась, резанула плечо. Воронок чуть выпрямил передние ноги, подтянул под себя задние. Круп лошади поднялся. Посыпались камни, полетели вниз, перегоняя друг друга. Иван налёг на верёвку, с трудом прохрипел:
— Давай ещё, Воронок, давай!
Воронок резко встал. Казак метнулся влево, вбок от дерева и чуть вниз, натянув верёвку о ствол. Умный конь задом, не оборачиваясь, двинулся вбок и назад. Иван натягивал верёвку до тех пор, пока она, ослабнув, не упала на землю, а он почувствовал тёплое дыхание коня на своей шее.
Два больших дома для жилья и поменьше для административных функций стояли на краю поляны до наступления первых утренних заморозков. Подальше, у леса, под большой шапкой земли, глубоко внизу — будущий ледник. Неподалеку — тоже в земле, но не так глубоко — большой погреб — овощехранилище. У озерка сделали баню с большим чугунным котлом, который привезли с собой. Стены домов из еловых брёвен со стёсанной корой и крыши из не успевших потемнеть досок радовали глаза казаков, которые, гордясь своей работой, стыдились выставлять это напоказ. В каждом доме по два окна и по две двери, тоже привезённые с собой, внутренняя и наружная. Мебель — столы, табуретки, кровати — сделали приехавшие в обозе опытные мастера. Корф, гордясь тем, что всё сделано с умом и к сроку, покраснел, как девушка, когда есаул сказал ему это, поблагодарив, крепко пожав руку, перед строем казаков.
В ознаменование окончания работ сделали праздничный стол, выпили немало самогона и съели пару кабанов, подстрелив их в дубовой роще. Кабаны были непуганые, на земле было много натоптанных ими следов, а по ночам слышны были взвизги и хрюканье, слышали и трубный рёв сохатых-лосей. Остающиеся казаки были уверены — с мясом проблем не будет. По окончании обеда Евгений Иванович объявил: два дня на отдых — и в обратный путь. Верховых лошадей забрать с собой: здесь кормить их нечем. Иван Заглобин, который сидел неподалёку, напротив, то краснел, то бледнел, слушая это, и всё порывался сказать что-то. И его рот растянулся в широкой улыбке, когда есаул добавил, посмотрев на него:
— Старшим назначен Иван Заглобин. Два дня на сборы. Баня, подковать лошадей — и в путь.
Фрол ткнул ногой ногу Ивана:
— Бутыль с тебя, племянничек!
Иван оторопело уставился на дядю:
— Есаулу?! Дак как это?! Я не посмею!
— Тю! Мне, недоношенный, мне! Понял?!
Фрол покрутил пальцем у виска. До Ивана дошло, и он стал так бурно выражать свою радость, что, кинувшись к нему, свалил соседа под стол, а с дядей, уронив скамью, упали на пол.