Глава 10. Крем-брюле
Маря в спортивной майке и лыжных шароварах шагала по вагону вокруг печки, как на физкультурном параде, и колотила поварёшкой по кастрюле.
— А ну, подъём! Подъём! — выкрикивала она. — Вставайте, девоньки, сейчас стоянка начнётся, кипяточку наберём!
Никому вставать не хотелось. Утро ещё только заглянуло в маленькое оконце под потолком.
Да и зачем?
Ворчали: все леса проехали, одна степь крутом серая, потресканная. А ещё пески попадаются неровные. В таких песках колючки одни растут. Разве можно в таких местах жить? Куда же они всё едут и едут?
— Кипяточку наберём, чайком побалуемся! — нараспев выводила Маря.
— Опять сухарики жевать! — пробурчала Наташа. — Надоело!
Маря перестала стучать. Пригорюнилась.
— И то правда… А что делать, если продукты кончились?
— На станции требовать. Мы дети, нам всё лучшее положено давать!
Галка уселась на нарах, свесила ноги в рваных чулках.
— Точно! — хриплым со сна голосом сказала она. Откашлялась и добавила солидно: — Дети — цветы жизни.
— Тю на тебя! — Маря вся заколыхалась от смеха. Грохнула кастрюлю на печку. — Колючка ты нечёсаная, а не цветок. Парни сами себе рубахи стирают, а ты чулок зашить не можешь и ещё требуешь. Где ж тебе возьмут лучшее-то? Вот приедем на большую станцию, отоваримся. Опять вам суп сварю. Потерпите трошки.
— Сами так жрут в три горла, — сказала Наташа, — а тут…
— Ты шо брешешь?! — возмутилась Маря. — Кто сами? Николай Иванович ещё с гражданской желудком больные, тоже на сухарях сидят. Вера Ивановна еле ноги таскает. Совести у тебя нет, а ещё староста! — И, уперев руки в бока, крикнула требовательно: — А ну, давай поднимайся! Совсем разленились, бисовы дочки! Целыми днями сидят нечёсаные, немытые. Куда такое годится?!
Шагнула к нарам, схватила Наташу за руку, стянула на пол.
— Маря, ты что?! — Наташа трепыхалась в сильных Мариных руках, как рыба в садке.
— Ничо́го, ничо́го… — приговаривая, Маря подтащила Наташу к рукомойнику, ловко вымыла ей лицо, уши. Растёрла щёки полотенцем. На фарфоровом лице Наташи появился румянец. Чистый нос заблестел.
Маря, пыхтя, уселась на ящик, зажала Наташу коленями, чтоб не удрала. Вытащила из своих волос круглую щербатую гребёнку.
— Ишь как волосы свалялись!.. Лодырка ты, Наталья, бисова дочь. Не дам таким гарным волосикам пропасть!
Девочки с интересом смотрели, как Маря расправляется с Наташей, и хихикали.
— А ну цыть! — Маря пригрозила им гребёнкой. — Сейчас до вас доберусь! Всем воши повычёсываю!
Зорька достала из-под подушки огрызок сухаря, откусила половину.
— Даша, вставай!
Даша повернулась к Зорьке лицом, открыла глаза.
— Погрызи. Вкусно!
Даша равнодушно посмотрела на сухарь. Покачала головой.
— У меня под подушкой целых два… Возьми себе.
— А ты?
— Я спать хочу.
— Не спи, а то Маря тебя сейчас, как Наташку, умоет.
Зорька села, обхватила колени руками и засмеялась, глянув вниз. Наташка стояла возле печки и обстригала ногти на пальцах. Расчёсанные кудри лежали ровными волнами на острых треугольных лопатках. А возле рукомойника уже вертелась и взвизгивала от холодной воды и Мариных шлепков Галка.
Даша улыбнулась словам подружки, прозрачная кожа собралась возле тонких сухих губ морщинками.
— А ты насильно поешь, — сказала Зорька. — Ну, я тебя очень прошу, ну, будь человеком, пожалуйста. А то я сейчас Марю позову, она за Верой Ивановной к мальчишкам сбегает.
Даша испуганно подняла голову.
— Не надо… Ты же обещала никому не говорить. Я не хочу в больнице оставаться. Не скажешь?
— Ни за что! — сказала Зорька.
Четырёх девочек уже сдали по дороге в больницу.
Даша успокоенно легла. Натянула одеяло до подбородка. Поёжилась.
— Сначала жарко было, а теперь холодно, — виновато сказала она. — Молока так хочется… Мама мне всегда утром молока давала. Каждое утро…
— Подумаешь — утром, — сказала Зорька. — Вот скоро приедем в эвакуацию, там молока хоть залейся. Там всё, что хочешь, есть.
Даша оживилась.
— Правда? А когда приедем?
— Скоро… Завтра, наверное, а может, сегодня. Я тебе сразу целую бутылку молока принесу! Ты только пожуй сухарик. Откуси, закрой глаза и представь, как будто молоком запиваешь. Прямо как по правде получается!
Даша недоверчиво взяла сухарь, откусила, закрыла глаза и стала медленно жевать. Потом удивлённо взглянула на Зорьку.
— Правда… А как ты узнала?
— Сама догадалась! — гордо сказала Зорька. — А с чаем тоже хорошо. На остановке кипяток наберём, сладкий-сладкий чай сделаем, как до войны был.