— Я не хулиганю, — обиженно сказала она, — честное слово!
— Значит, это я бросал камни в цистерну с горючим, так, собственно говоря, получается? — не слушая Зорьку, продолжал Кузьмин. — Люди каждую каплю горючего добывают своим потом, чтобы отправить на фронт, а ты портишь? Ты что же, решила, что война — это игрушка?!
Зорька почувствовала, как вся кровь хлынула ей в лицо. «Камни в цистерну? Разве я бросала камни в цистерну? Что он говорит?» Губы её задёргались.
— Ну? Отвечай!
— Я… я не в цистерну, я… там бабушка, — потерянно прошептала Зорька, глотая слёзы. — Я не нарочно, честное слово…
— Где бабушка? В цистерне?
— В го… городе, — Зорька, не сдерживаясь, заплакала в голос, зажимая лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
— Та-ак, — Кузьмин посмотрел на руку с камнем, зачем-то подбросил его, поймал и отшвырнул в сторону. Потом неловко, одной рукой привлёк к себе Зорьку.
— Ну, ладно, не плачь. Ничего, собственно говоря, с твоей бабушкой не случилось. Это в другом районе бомбят.
— Правда? Нет, честное слово? — Зорька вытерла глаза и, поглядывая на длинное тёмное лицо воспитателя, торопливо заговорила: — А я так испугалась, я подумала, вдруг на наш дом бомба упала… А вы видели, как наши зенитки бомбёжку сбили? Мы с Николаем Ивановичем вместе смотрели! А вы правда знаете, что с бабушкой ничего не случилось?
— Правда, правда. А теперь, собственно говоря, марш в группу. Это от безделья тебе всякие мысли лезут в голову, вояка! А? Повтори, что я сказал? — Кузьмин улыбнулся ободряюще и подмигнул.
— Это от безделья мне… Только я, честное слово, не просто так ходила, а за тарелками…
— Р-разговорчики! — шутливо прикрикнул Кузьмин. — В группу — пулей! Повтори!
— Пулей! — Зорька благодарно улыбнулась старшему воспитателю и припустила со всех ног в группу.
— Стой! — окликнул её Кузьмин. Он медленно вытащил из кармана кисет, насыпал в трубку табак, старательно умял большим пальцем и только после этого, укоризненно покачивая головой, концом палки пошевелил груду тарелок.
— А это я за тебя должен собирать, а?
— Ой… забыла! Побежала скорей и забыла, — виновато улыбаясь, сказала Зорька.
— «Забыла», — передразнил Кузьмин, раскуривая трубку, — вот так ты всегда, поспешишь и людей насмешишь, а? Повтори.
Зорька перестала складывать тарелки и удивлённо взглянула на воспитателя. Что это он? Почему всегда? И рассердилась. «Ни за что не повторю! Что ли, я попугай!»
— Немедленно повтори! Ну…
Он возвышался над Зорькой, широко расставив ноги в жёлтых шнурованных крагах, нетерпеливо хмуря брови. И всё вокруг: и вагоны, и люди, и Кузьмин — показалось Зорьке вдруг таким громадным, а она сама такой маленькой, что, сколько ни кричи, никто не услышит.
— Поспешишь и людей насмешишь, — покорно прошептала Зорька.
— Ой, лышенько! Я вся запарилась: куда дивча подевалось? А воно туточки… — Варя неожиданно налетела откуда-то сбоку, обхватила Зорьку за плечи и прижала к своей широкой мягкой груди.
— Степан Фёдорович, там вас якись военные шукають.
— Где они? — спросил Кузьмин.
— Та во-он тамочки! — Варя показала рукой на хвостовые вагоны эшелона. — Сердитые, — сочувственно добавила она.
— Так, так, — пробормотал Кузьмин и, уже не обращая внимания на Зорьку и Варю, припадая на левую ногу, захромал к хвостовым вагонам.
— А ты что тут натворила? — набросилась Варя на Зорьку, когда Кузьмин отошёл. — Бог знает, где бегаешь, всех переполошила… Да ты что дрожишь? Наругал? Ой, лышенько, ну, успокойся, бог не выдаст — свинья не съест. Давай соберём тарелочки скорее, там Вера Ивановна волнуется…
Варя пригладила Зорьке растрепавшиеся волосы и начала быстро собирать злополучные тарелки.
Глава 5. Вопросы и ответы
Увидев Зорьку, Даша поставила на землю ведро с ложками и побежала навстречу.
— Зоренька, где ты пропала? Я так испугалась!
— Ничего, на этот раз пронесло, — солидно сказала Зорька, — видела, как фашиста подбили? Жалко, что девчонок на фронт не берут, я бы им показала!
Даша виновато улыбнулась.
— Ты храбрая, Зоренька, а я, как услышу самолёт, так прямо вся холодная делаюсь… всё кажется, что опять бомба… а тут тебя ещё нет, я боялась, всё думала, куда ты пропала… Идём скорее, Вера Ивановна сердится, ей Наташка наябедничала — говорит, послала за тарелками, а ты пропала.
Староста группы, Наташа Доможир, стояла на ящике возле вагона, как на трибуне, и командовала погрузкой.