Но вырвавшись из-под опеки, он опять лез на деревья или прыгал с разбегу в фамильный священный пруд — распугивая мелких зубастых ящеров, выползавших из воды греться под лучами желтой звезды. Темными ночами, накинув на себя, лежавшую на диване в первой гостиной шкуру терпса, он, завывая, носился по замку, и пугал мать и сестер. Или забравшись на кухню, вбивал в кухонную установку такой рецепт, что на ужине вся семья — после первой ложки — с выпученными, полными слез глазами, забыв про бокалы, пили прямо из столовых фонтанчиков.
В общем, для Грона он был очень не стандартным ребенком. Степенный отец, терпел выходки маленького Глемаса, привычно повторяя:
— Подрастет — остепенится.
Однако время шло, а мальчишка — вытянувшийся в худого жилистого юнца, никак не желал взрослеть.
Окончив курс домашнего обучения, и получив все обязательные знания, он после долгих обсуждений в семейном кругу, был отдан на обучение в Школу Мастеров при наместнике Императора на Гроне. Как не упрашивал он отца отдать его в закрытую Школу Космических Мастеров, тот даже и слышать об этом не желал.
— Ты не какой ни будь нищий с северного полушария! Ты не должен работать ради Куска Праздничной Лепешки! — Важно изрекал отец — У Гронбергов достаточно средств, что бы ты мог жить, как положено наследнику великого дома!
Отец Глемаса, как и все окрестные феодалы, был упрям и заносчив. Свою жизнь в родовом замке; с ежевечерним подсчетом доходов и расходов; с семейными пирами на оба Гронских праздника; с редкими приездами гостей-родственников; и еще более редкими выездами в гости к родне — он считал единственно правильной. Смотря по головизору что-нибудь о жизни в других концах Империи, отец лишь брезгливо ронял: «Дикари, что с них возьмешь?»
Гордясь древностью своего рода, старший Гронберг не понимал жалоб сына на скуку и однообразие патриархальной деревенской жизни. Само собой разумеющимся считалось что сын — окончив престижную Школу и подняв свой статус — вернется в поместье и постепенно заменит отца в управлении хозяйством.
В учебном заведении, считавшемся лучшем на Гроне, обучение было совсем не главным. Главное было получить красивый разноцветный диплом об окончании. Во всяком случае — для отца. Чтобы можно было подвести гостя к висящему на стене в кабинете — словно заслуженный трофей — диплому, и оторвавшись от бокала, как бы, между прочим, сказать:
— Мой-то, наследничек, смотри какую штуку, привез из столицы!
Потом, пряча гордость, выслушать похвалы гостей.
Так бы все и двигалось по наезженной колее. После учебы, дав несколько лет пожить холостым, ему бы выбрали жену; потом дети, необременительные заботы по хозяйству — где все давно налажено и отлажено; и главное, ни на йоту не отступить от неписанного кодекса поведения дворянина — не запятнать свою честь леностью, ложью и нежеланием заботиться о благе семьи; в общем, та жизнь, — которую только и должен прожить настоящий гронский аристократ.
Но вмешался «его величество случай» — как оказалось — хорошо подготовленный.
Сергей приходил в себя медленно, словно выплывая из липкой мути. Сначала он понял, что он есть. Потом понемногу начал ощущать свое тело. Все мышцы болели, словно накануне перекидал в одиночку вагон кирпича. «Где это я?» — Кротов, не открывая глаз, безуспешно попробовал пошевелиться: «Что со мной?». События предыдущего дня начали неясно проступать из пелены забытья. «Вертолет подбили. Духи. Потом… Черт!!!» — он чуть не закричал. Теперь он вспомнил все! «Этот козел в черном что-то сделал со мной». Вчерашняя страшная боль, крутившая и рвавшая мышцы, и сегодня отдавалась в теле.
«Наверно все-таки американцы. Наши бы уже давно разобрались». В пользу этой версии говорило и то, что он явно был связан. Стараясь больше не шевелиться — пусть думают, что он еще в отключке — Сергей медленно приоткрыл глаза. Кругом было темно, лишь справа сверху светились желтым и зеленым глазки каких-то приборов. Пошевелившись, он определил, что лежит на чем-то ровном: «Стол что ли?». Ремни перехватывали тело в нескольких местах. Руки на запястьях и ноги у щиколоток тоже были зафиксированы.
Вдруг все осветилось. Стены зажглись ровным белым светом. Казавшаяся в темноте крохотной, комната сразу как будто раздвинулась. Но все равно осталась небольшой. Сверху, с низкого потолка, нависал какой-то ящик, на его передней панели и светились индикаторы. Больше в комнате ничего не было. Сергей не ощущал вибрации, не слышал никаких звуков.