Древнейшие после «Гат» авестийские тексты[43] — «Ясна семи глав», или просто «Семиглав» («Ясна» 35-41), — семь коротких литургических молитв, прославляющих Ахура Мазду, Амеша Спента и благие творения, в том числе огонь и стихии, — вопреки распространённому взгляду,[44] едва ли составлены самим Заратуштрой. Религиозно-мировоззренческая система, лежащая в основе этих молитв, внешне как будто бы соответствует учению «Гат»: этика, мораль, образ единого бога, противоборство двух сил и свободный выбор между Добром и Злом — всё это явно или косвенно «Семиглавом» провозглашается тоже. Но сочинителей вдохновляет уже не только это. Если Заратуштра, воздавая должный почёт стихиям и благим творениям материального мира, воздавал его «постольку-поскольку», ни на мгновение не забывая, что первопричиной всего благого является сам Ахура Мазда, — то «Семиглав» временами поёт стихии и творения как самодостаточные ценности, делая в сторону бога лишь формальный поклон. Мотив «Гат»: «Хвала Ахура Мазде, создавшему воды, в которых источник жизни»; мотив иных фрагментов «Семиглава»: «Хвала водам, созданным Ахура Маздой, ибо воды несут жизнь земле и нам» — и молитва порой звучит с такой самозабвенной страстью, что невольно вспоминается культ природы у язычников.
Не скажешь и что «Семиглав» сравним с «Гатами» по художественному мастерству.
«Гаты» рядом с «Семиглавом» — это как религиозное полотно кисти гения, предназначенное для храма, рядом со светской картиной на [28] тот же евангельский сюжет, написанной учеником — одарённым, который проникся заветами учителя, но не до конца понял их, и что недопонял, то механически, как догму, перенял; поэтому стать продолжателем и довершить дело учителя не смог, стал подражателем; а затем повело назад, назад, назад — от собственных исканий к избитым трафаретным решениям, и только талант не дал пасть безнадёжно, всё-таки удержал на достойной высоте. Зороастризм «Семиглава» ещё не многобожие. Но уже сделано несколько шагов обратно.
Вероятнее всего, «Семиглав» был создан сподвижниками Заратуштры вскоре после его смерти. «Первоапостолы веры» до встречи с пророком были язычниками и, совершенно искренне приняв учение «Гат», не смогли до конца избавиться от представлений, которыми их сознание было напитано с детства. Они восприняли заветы, но не могли изменить образ мышления.[45]
Впрочем, в хвалебствиях «Семиглава» акцент смещается с Творца на творения далеко не всегда. Знаменательней другое. Религиозная система Заратуштры не была разработана до конца в самом главном — в единобожии: абстрактные благие сущности Ахура Мазды обладали чертами самостоятельных божеств, им, хоть и неявно, приписывались функции покровителей, — пророк, возводя столп веры, не успел положить последний камень, осталась брешь, — и именно от неё поползла трещина. В «Семиглаве» впервые встречается термин «Амеша Спента» — «Бессмертные Святые». Они уже — божества мужского и женского пола, добрые покровители («Ясна» 39.3); правда, конкретно их роли не уточняются и даже не звучат имена, но совершенно ясно, что развиваться могла только «гатическая» традиция: Спента Майныо («Святой Дух»)[46] — покровитель рода людского, Воху Мана — скота, Аша Вахишта — огня, Хшатра Вайрья — металлов, небес (созданных из металла) и сильной праведной власти, Спента Армайти — земли, оседлой жизни и «мирной пастьбы», Хаурватат — растений и Амертат — воды. (Вскоре эта концепция окончательно утвердится в зороастризме.) Сам Ахура Мазда именуется язáтом («Ясна» 41.3) — «достойным почитания»; именно этим словом будут названы старые индоиранские боги, когда восстановится их культ и они войдут в зороастрийский пантеон как «созданные Ахурой» (см. далее, с. 32).
Чуть поздней «Семиглава» — может быть с перерывом меньше чем в десять-двадцать лет — складывается новый текст «Старшей Авесты» [29] — молитва из четырёх прозаических строф[47] («Ясна» 52), где, наряду с Ахура Маздой, воспевается Хаома — бог, растение и напиток, — то, что Заратуштра напрочь отвергал: «омерзительное зелье». (Эту молитву иногда называют «Вторым Семиглавом».)
44
См., напр.:
45
Самый ортодоксальный христианин подчас не может избавиться от суеверий. Но такой христианин по крайней мере понимает своё заблуждение и может логично доказать собственную неправоту; он просто не в силах повелевать эмоциями, — а для носителя мифологического сознания и вовсе нет нарушений логики там, где их видим мы.