Три́та. Авест. «Третий». Среднеперс. и фарси Атрáт. В «Авесте» третий из смертных, выжавших сок хаомы, целитель, отец Керсаспы и Урвахшайи; см. с. 214-215. Культ Триты восходит к древнейшим временам индоиранской эпохи. Первоначально он, по-видимому, был небесным божеством — олицетворением грозы или молнии. Функции Триты чётко не определены: он воплощает небесный свет, отпускает людям грехи, беря их на себя, подмешивает в дождь сок сомы, возможно также — исцеляет болезни. Уже в «Ригведе» — самой ранней из «Вед» — он оттесняется Индрой на задний план, и вскоре его культ угасает вовсе. Судя по эпитету ведийского Триты — Тритá Аптья́ (букв.: «Третий водяной»), авестийский Атвйа, выжавший хаому вторым, первоначально считался отцом авестийского Триты; затем, на каком-то раннем этапе формирования религии (примерно в доахеменидский период), образ Триты — целителя и змееборца распался на два мифологических персонажа: целителя Триту, жреца лекарственной хаомы, и сына Атвйи Траэтаону (корень имени которого тоже «три», сакральное числительное) — героя-змееборца. Такое предположение подтверждается, с одной стороны, тем, что в одном из гимнов «Ригведы» Трите приписывается подвиг Траэтаоны — убийство трёхглавого змея (это, бесспорно, древнейшая версия мифа, поскольку в других ведийских гимнах победителем змея Виртры [см. в статье: Вертрагна] называется Индра); и, с другой стороны, тем, что герою Траэтаоне свойственны многие черты бога-целителя: ему иногда приписывается изобретение [507] лекарств, а согласно «Мемориальному списку» (131), фраваши Траэтаоны защищает от «чумы, насланной змеем», (это указание, в свою очередь, позволяет предположить, что, по поверьям индоариев, болезнь наступала из-за отравления организма, вызванного ядовитым укусом демонического змея — следовательно, бог-целитель непременно должен быть и богом-змееборцем). В са-санндский период культ Атрата сходит на нет, как вырождается и практически сходит на нет культ Хома.
В «Авесте» упоминается и другой персонаж с именем «Трита», иранский воин («Яшт» 5.72); подробности о нём неизвестны.
Три́ти. Авест. См.: Дети Заратуштры.
Тумáсп. Среднеперс.; авест. Тумаспа (см.).
Тумáспа. Авест.; среднеперс. Тумáсп, фарси Техмáсп. Один из сыновей Наотары. См. с. 211, 213.
Тур. 1. Среднеперс. и фарси; авест. Тура (см.).
2. Среднеперс. В пехлевийских источниках родовое имя Фрасийака.
Тýра. Авест.; среднеперс. и фарси Тур. Авест. «Бык[?]» (подробнее об этимологии см. в статье: Пур-гау). В зороастрийской традиции один из сыновей Траэтаоны, родоначальник племени туров (туранцев), враждебного иранцам. См с. 198-201. Представление, возможно, восходит к реальному историческому лицу или собирательному образу вождя кочевников, но в «Авесте» Тура — полностью мифологизированный персонаж. Выдвигалась гипотеза, что первоначально Тура, во всяком случае у некоторых племён, считался сыном Йимы, но впоследствии сказания о нём наслоились на «бродячий» сюжет «близнечного мифа» (о братоубийстве); отсюда — с большой осторожностью! — можно наметить гипотезу об общих истоках мифа о Туре с мифом о Спитьюре (см. с. 181) и об изначальной тождественности этих персонажей или, по крайней мере, идентичность смысловой нагрузки этих мифологических образов. Уже в «Авесте» все функции главного врага иранцев, «злейшего из туров», полностью отходят к Франграсйану. Имя Тура/Тур часто употребляется как топоним — название туранских земель, однако неясно, по топониму ли первоначально было дано имя мифологическому персонажу, или наоборот — от имени персонажа образован топоним.
Туранцы. См.: Туры.
Тýры. Авест., среднеперс. и фарси «Быки [?]» (подробнее об этимологии см. в статье: Пур-гау); в русифицированной передаче туранцы. Кочевое племя, враждебное иранским арийцам, из ветви саков; в среднеперсидской традиции под турами понимаются уже тюркские племена. В зороастрийской легендарной истории туры — потомки Туры; предводитель туров — Франграсйан. «Трудно предполагать во Франграсйане реальное историческое лицо — в крайнем случае лишь имя могло бы оказаться историческим. Скорее всего, как обычно и бывает в эпической традиции, произошло сжимание исторических событий и соединение в одном эпическом герое целой исторической эпохи. Этой эпохой гипотетически представляется нам век существенного перелома в истории Средней Азии — перехода части населения к собственно кочевому хозяйству и смены среднеазиатских степных полуземледельческих культур культурой верховых саков, чистых кочевников. Подобно тому как за [508] созданием конно-кочевой культуры в степях Причерноморья последовали дальние завоевания киммерийцев и скифов, так и в Средней Азии аналогичный процесс должен был сопровождаться где-то между IX и VIII вв. до н.э. временным завоеванием оседлых областей, не готовых к обороне против новой конно-стрелковой стратегии и тактики. <…> Образ Франграсйана как варвара вполне вяжется с тем, как должен был представляться житель Хорезма в Маргиане, Харии или Дрангиане, в отличие от Хорезма уже достигших уровня „городской" цивилизации».[63] Борьбе иранцев с турами посвящены многие фрагменты книги «Яшт» (5.108-118; 17.55-56; 19.55-64 и др.) и значительная часть «Шахнаме». Несомненно, что их антагонизм служил наглядной иллюстрацией к зороастрийским представлениям о борьбе Добра и Зла».[64] См. также: Хиониты.