— Доброй ночи, сеньоры! — Зорро отвесил поверженным противникам глумливый поклон. — Будьте добры, положите-ка ваши сабли, только осторожненько.
Он погрозил солдатам кнутом и для верности вытащил пистолет. Солдаты беспрекословно повиновались, и Зорро отшвырнул конфискованные сабли в угол.
— Осмелюсь просить вас о помощи, господа. Сдается мне, вам не хочется умирать, да и сам я не расположен проливать кровь. Где бы мне запереть вас, чтобы избежать проблем? — поинтересовался он с издевательской учтивостью.
Солдаты хлопали глазами, силясь понять, что происходит. Это были неотесанные рекруты из крестьян, совсем мальчишки, за свою короткую жизнь повидавшие немало ужасов, пережившие бедствия войны, наголодавшиеся. Разгадывать загадки они были не мастера. Зорро повторил вопрос, сопровождая каждое слово щелчком кнута. Онемевший от страха жандарм указал на входную дверь. Незнакомец в маске велел своим пленникам молиться, ибо, если они его обманули, их ждет смерть. Странная компания гуськом прошла по коридору, впереди пленные, за ними вооруженный тюремщик. В конце коридор раздваивался: справа находилась хлипкая, обшарпанная дверь, слева другая, покрепче, запертая на замок. Зорро велел своим заложникам открыть правую дверь. За ней находился чудовищно грязный нужник с четырьмя зловонными дырами в полу и двумя кадками с водой, освещенный тусклой лампой, вокруг которой роились мухи. Крошечное окошко под потолком было забрано решеткой.
— Превосходно! Жаль только, пахнет здесь отнюдь не гардениями. Надеюсь, в будущем здесь станут лучше убирать, — заметил Зорро и, пригрозив растерянным жандармам пистолетом, запер их в уборной.
Со вторым замком Зорро управился с помощью булавки, которую привык носить в голенище сапога, чтобы показывать фокусы. Молодой человек прошмыгнул в дверь и, стараясь не шуметь, стал спускаться по ступенькам. Лестница вела в подвал, где, по всей видимости, держали заключенных. Преодолев ступеньки, Зорро прижался к стене и огляделся. Жандарм, охранявший вход в подземелье, по-турецки сидел на полу, раскладывал при свете факела пасьянс на засаленных картах и, судя по всему, даже не собирался засыпать. Услышав звук шагов, часовой потянулся к своему мушкету, но возникший из темноты Зорро нанес ему сокрушительный удар в челюсть, от которого жандарм рухнул навзничь и отпихнул ногой оружие. Душное помещение наполнял столь ужасающий смрад, что у юноши закружилась голова, но падать в обморок было некогда. Освещая себе путь факелом, Зорро обходил крошечные камеры, тесные, сырые, кишащие клопами и вшами клетушки, где в полной темноте томились заключенные. В каждой камере было по три-четыре человека; им приходилось все время стоять или сидеть по очереди. Узники походили на живые скелеты с безумными глазами. Казалось, что зловонный воздух колеблется от их тяжелого дыхания. Юноша звал Мануэля Эскаланте, и тот наконец откликнулся. Зорро поднял факел и увидел закованного в кандалы, страшно избитого человека с распухшим, окровавленным лицом, в котором с трудом угадывались знакомые черты.
— Если ты палач, добро пожаловать, — произнес узник, и молодой человек узнал его по горделивой осанке и звучному голосу.
— Я пришел освободить вас, маэстро, я Зорро.
— Отлично! Ключи висят за дверью. Кстати, вам стоит заняться часовым, а то он, кажется, приходит в себя, — спокойно произнес Мануэль Эскаланте.
Молодой человек взял связку ключей и отпер решетку. Трое узников, деливших камеру с доном Мануэлем, бросились к выходу, расталкивая друг друга и спотыкаясь, словно скот, подгоняемые страхом и мучительной надеждой. Зорро пригрозил им пистолетом.
— Не так быстро, господа, сначала помогите своим товарищам, — приказал он.
Вид огнестрельного оружия сумел пробудить в заключенных утраченное человеколюбие. Пока они боролись с ключами и замками, Диего запер часового в опустевшей камере, а Мануэль Эскаланте подобрал его мушкет. Освободив еле живых, измазанных запекшейся кровью, рвотой и нечистотами узников, учитель и ученик повели их к выходу. Удивительная процессия поднялась по ступенькам, прошла коридор, миновала пустую комнату, в которой Диего прятался на потолочной балке, и почти достигла оружейной, когда один из беглецов заметил группу солдат, спешивших на шум из подземелья. Они были начеку и держали наготове штыки. Выстрелив из пистолета, Зорро уложил одного из солдат, но мушкет Эскаланте оказался незаряженным.
Убедившись в этом, маэстро ухватил ружье за дуло и стал размахивать штыком, словно шпагой, не позволяя жандармам приблизиться. Зорро выхватил свой клинок и тоже бросился в атаку. Он сумел выиграть несколько мгновений, чтобы Эскаланте успел вооружиться саблей, отобранной у запертого в уборной солдата. Вблизи поединок куда страшнее, чем столкновение армий на поле боя. Диего с детских лет ежедневно занимался фехтованием, но драться всерьез ему раньше не приходилось. Единственная смертельная дуэль, в которой участвовал молодой человек, была на пистолетах и не показалась ему таким уж грязным делом. Теперь он понял, что в настоящей битве нет места благородству, а правила не стоят ни гроша. В бою есть один закон: победить любой ценой. Клинки не исполняли причудливый церемонный танец, как на уроке фехтования, а искали вражеской плоти. В драке не было никакого изящества, только яростные удары без всякой пощады. Кто сумел бы описать, что чувствует человек, когда его шпага вонзается в тело противника? Странная смесь возбуждения, отвращения и торжества лишила юношу чувства реальности и превратила его в дикого зверя. Крики боли и кровь на рубашках врагов заставили Диего еще раз оценить принятую в Обществе справедливости технику боя, безотказную не только в кругу маэстро, но и в слепой схватке лицом к лицу. Позже, когда к юноше вернулась способность здраво рассуждать, он мысленно поблагодарил Бернардо, изнурявшего его ежедневными тренировками, после которых оба валились с ног. Благодаря этим занятиям Диего приобрел блестящую реакцию и способность угадывать, что происходит у него за спиной. Он мог за долю секунды заметить движения нескольких противников, прикинуть расстояние, рассчитать скорость и направление каждого выпада, защититься и атаковать.
Маэстро Эскаланте в бою не уступал своему ученику, несмотря на возраст и жестокие побои, которые ему нанесли в застенках. Учитель не обладал легкостью и силой Зорро, но их отсутствие с лихвой компенсировали опыт и хладнокровие. Юноша дрался отчаянно, обливаясь потом и задыхаясь, старик же орудовал клинком с не меньшей отвагой, но с куда большим изяществом. На то, чтобы оттеснить и обезоружить врагов, ушло всего несколько минут. Лишь когда картина битвы окончательно прояснилась, освобожденные узники осмелились приблизиться. Никто из них не решился помочь своим спасителям, однако они с большой охотой препроводили поверженных солдат в подвал, в котором недавно томились сами, и пинками загнали их в камеры. Зорро наконец пришел в себя и огляделся по сторонам. Лужи крови на полу, брызги крови на стенах, кровь из ран побежденных солдат, которых тащат в камеры, кровь на его клинке, всюду кровь.