Как бы жители амазонских лесов ни проклинали попугаев, сколько бы австралийские колонисты ни вопили, возмущаясь хищными набегами попугаев на их поля, все же эти птицы были и будут лучшим украшением тропических стран, достойными представителями мира гилей. Среди пернатых это племя выделяется исключительным благородством, заслуживающим и уважения исследователя и вдохновенного пера поэта.
57. БАРРИГУДО
У меня не выходит из головы прелестная обезьянка и наше неудачное путешествие к Клаудио. Нет, я должен ее получить.
Однажды я узнал от людей, только что прибывших с низовьев реки, что Клаудио находится в своей хижине. Спешно созываю своих пареньков — Валентина, Юлио и Чикиньо, и на том же каноэ снова отправляемся в путь. Я прихватил с собой лучшие куски материи для обмена и самые сладкие бананы для обезьянки.
Мы резво неслись вниз по течению, час спустя уже увидели знакомую хижину и по некоторым признакам поняли, что хозяева дома.
Клаудио встретил нас несколько смущенно. Да, обезьянка жива, здорова, но… индеец не горит желанием продать ее. Он объясняет, что жена очень привязалась к обезьянке и ни за что не хочет расстаться со своим любимцем. Подходит жена и подтверждает его слова. Даже вид соблазнительных тканей, разложенных мною, не производит на него никакого впечатления.
Мы стоим на берегу реки недалеко от хижины, но я нигде не вижу обезьянки. Спрашиваю у хозяев, где она. Индейцы оглянулись вокруг и, рассмеявшись, показали мне на угол хижины. Оттуда выглядывали коричневая макушка и испуганные глаза, следившие за нами с напряженным вниманием. И тут же рядом — другая, черная, несколько больших размеров голова, тоже с выпученными глазами, и тоже выглядывающая тайком из своего укрытия. Ни дать ни взять пара ребятишек, испуганных видом чужих людей и все же неспособных побороть своего любопытства!
Индейцы зовут обезьянок, но они, точно глухие, не трогаются с места. Потом та, черная, преодолев страх, потихоньку выходит из укрытия. Мне этот вид обезьян знаком. Это красивый экземпляр аспидной обезьяны, названной здесь барригудо, что означает толстобрюхий. Обезьяны эти — одни из самых крупных в Южной Америке. Они в противовес изящным, нервным паукообразным обезьянам коата отличаются крупным, массивным телосложением и медлительностью. Что бы барригудо ни делал, его движения полны необыкновенного достоинства и кажутся глубоко обдуманными; шерсть у барригудо темная, волнистая, чаще всего черная.
Вот и сейчас он послушно выходит из-за угла неуверенным, медленным шагом. На полпути он приподнимается на задние ноги и оглядывается на хижину, где осталась его подружка. Доверительным, широким движением руки барригудо как бы хочет придать смелости обезьянке и приглашает ее подойти к нам. В этом движении, напоминающем человеческий жест, есть что-то очень комичное. Именно так вежливый актер приглашает свою партнершу выйти на аплодисменты из-за кулис!
Мы пытаемся привлечь обезьян ласковыми словами и приветливыми жестами, но они признают лишь вещественные знаки внимания. Только тогда, когда я бросил им два золотистых банана, мы возымели некоторый успех. Коата боязливо расстается со своим укрытием, бросается к барригудо, и уже вместе они подходят к нам. Каждая принимается за свой банан: одна ест жадно и торопливо, другая — медленно, флегматично. До чего разные темпераменты!
Фрукты быстро исчезли — вероятно, понравились, — зверюшки снова потянулись за лакомством.
У солидного барригудо лицо черное, с морщинистой кожей, низким лбом и выпуклыми бровями. Он еще больше, чем коата, похож на человека — то ли движениями рук, то ли сосредоточенным вниманием, с каким он ест, то ли реакцией на внешние явления. У него спокойные, необыкновенно честные глаза, с трогательной прямотой выражающие все переживания.
Я держу в вытянутой руке банан и подхожу к обезьянам. Испуганная коата быстро отступает назад — вот трусливый дикарь! Зато барригудо стоит на месте, вперив в меня проницательный взор. На его лице вся гамма чувств: беспокойство, доверие, страх, любопытство. Я вижу, какого напряжения воли стоит ему эта выдержка. Он хватается руками за затылок и приглаживает волосы так, как это обычно делает человек, желая успокоить свои нервы.
Подаю ему банан. Он осторожно берет его и деликатно кладет в рот. Но вдруг коата, охваченная внезапной ревностью, одним прыжком подскакивает к барригудо, вырывает лакомство у него изо рта и удирает. Ограбленный барригудо не подумал ни огрызнуться, ни догнать лакомку. Он только с удивлением посмотрел вслед ей и затем смущенно перевел свой выразительный взгляд на меня, как бы прося еще. Я снова дал ему банан. Тогда произошло то, чего я за все долгое время своего общения с лесными обитателями еще ни разу не видел. Общеизвестно, что алчность является у зверей основным импульсом, законом их бытия. Все звери, с которыми мне до сих пор приходилось общаться, были жадными эгоистами; в лучшем случае они не вырывали пищи у других. А барригудо взял банан, даже не притронулся к нему и, подойдя к своей подруге, подал его ей, как бы говоря: «Если уж ты такая обжора, то на тебе еще!»