Маленький Чикиньо переживает большое горе. Чикиньо ревностный натуралист и обычно все и всех знает. А сейчас ему неизвестно, где находится муравейник. Нет, он не может примириться с этим. Ведь где-то он должен быть, черт побери! Чикиньо ищет, вынюхивает, выслеживает, ломает себе голову, — все напрасно. Он просто в отчаянии!
Не огорчайся, мой опечаленный друг! Тропические леса, мимо которых мы сейчас проплываем, тебя встретят тысячами других тайн и загадок. Люди посильнее и выносливее тебя, мой отважный маленький Чикиньо, тщетно силятся проникнуть в эти тайны, разгадать их.
Наш пароход ежедневно причаливает к берегу, чтобы запастись дровами для топки. Пользуясь двух- или трехчасовой стоянкой, мы хватаем сетки и бежим на берег. Сколько тут бабочек, и какие чудесные экземпляры! А сколько муравьев — сущий ад! Охотясь за бабочками, мы боялись как огня одного: встряхивать ветки над головой. Да, буквально как огня: на ветках копошатся полчища красных муравьев, называемых в Бразилии formiga defogo, то есть огненные муравьи. Они набрасываются на людей и кусают так яростно, что от боли взвоешь.
В устьях Амазонки эти огненные шельмы стали подлинным бедствием. Нередко они вынуждают к бегству целые селения. Некогда цветущий городок Авейру на реке Тапажос[35] в середине XIX века прекратил свое существование именно из-за нашествия этих тварей. Несколько раз жители, в панике покинувшие город, пытались вернуться обратно, но всякий раз натыкались на хозяйничавших в их домах муравьев. В конце концов обезлюдевший город превратился в руины и покрылся лесом.
15. ЛЕТЯТ АРАРЫ
Я сижу в каюте и пишу письма своим друзьям в Польшу. Вдруг ко мне, как бомба, врывается Чикиньо.
— Иди, скорей иди! Летят попугаи!
Мы выбежали на палубу, и я остановился как вкопанный. Невиданное зрелище ослепило меня: летели арары. Поодиночке, парами, вчетвером, а то и целой стаей. Высоко в небе их десятки. Все тянутся к югу. Арары напоминают огромных фазанов; хвосты длинные, а расцветка перьев просто сказочная.
— Арарауны! — кричит Чикиньо и показывает на птиц, летящих ближе всех. Спинки у них голубые, а брюшки — оранжевые. А вот еще один вид попугаев. Эти похожи на летящие огни.
— Араканги! — вопит Чикиньо.
Араканги окрашены в цвета заходящего солнца, нежно-голубого неба и спелых мандаринов. Жаркая долина Амазонки родина самых красивых попугаев — арара. Это великолепные, величественные существа, а их крикливая расцветка — лазурная, оранжевая, пурпурная — на фоне зеленого леса кажется вызывающей. Когда, распластав крылья шириной в полтора метра, они проплывают в небе, переправляясь с одного берега Амазонки на другой, изумительное зрелище оставляет в душе человека неизгладимое впечатление. Кажется, это не птицы, а какие-то неземные существа, воплощающие наши мечты о прекрасном. Даже агенты пароходной компании «Бус Лайн» в Ливерпуле — деляги с окаменевшими душами — и те, рекламируя путешествие по Амазонке, преподносят перелет арара как одно из самых замечательных чудес этой сказочной страны.
Но вот арары пролетели. Скрылся за лесом пестрый караван, отзвучали птичьи голоса, властные я торжественные. По-прежнему слышен только неумолчный рокот машины, сотрясающей судно. Снова гнетущая жара и духота. Прямо с небес мы опустились на пароходную палубу. Все еще взволнованный, иду в каюту докончить письма моим польским друзьям. Очень хочется передать пером чарующие впечатления только что пережитого, но кто знает, может быть, я добьюсь не большего успеха, чем Чикиньо в поисках муравейника?
16. ДИКИЕ ИНДЕЙЦЫ
На расстоянии одного дня пути от городка Сан-Паулу-ди-Оливенса[36] находится одна из многочисленных пристаней, расположенных на берегах Амазонки. Мы остановились здесь, чтобы набрать дров для топки, благо пристань на самой опушке леса. И вдруг — сенсация:
— Indios brawos! Дикие индейцы! — кричит кто-то на палубе.
Все, кто был на пароходе: бразильцы, перуанцы, метисы, индейцы, итальянцы, венгерский еврей, поляк и даже кое-кто из экипажа, — все ринулись к борту. По реке плыло несколько быстроходных лодок, с которых индейцы обычно охотятся за рыбой. В каждой лодке по двое индейцев: один на носу с гарпуном и луком в руках, другой, гребец, на корме. Пассажиры нашего парохода, не скрывая любопытства, разглядывают их со смешанным чувством покровительства и уважения.
Индейцы почти голые. Только на шее и бедрах повязки из свободно свисающих волокон. Длинные, черные, как вороново крыло, волосы спадают на спину, а спереди подрезанные челки закрывают лоб. Всеобщее внимание приковывает не только их первобытный, с трудом поддающийся описанию внешний вид, но и поведение гребцов: поглощенные охотой на рыб, они ни на секунду не отрывают глаз от воды. Наш пароход для них как будто не существует. Мир зевак, глазеющих с пароходной палубы, настолько им чужд, что они не удостаивают его даже мимолетным вниманием.
Чикиньо вытянул шею, как цапля, и перегнулся за перила так, что чуть не потерял равновесия.
— Осторожно, Чикиньо! — испуганно кричу. — Свалишься в воду!
— Не свалюсь… Я смотрю…
Внимание мальчика приковано не к индейцам, а к их лодкам.
— Что ты там высматриваешь? — спрашиваю.
— Разглядываю, что они поймали!..
Его интересует только это.
Пассажиры оживленно переговариваются, стараясь угадать, к какому племени принадлежат индейцы. Одни утверждают, что это племя текуна, а другие называют иные племена. А я думаю о том, какой слабый, поверхностный налет цивилизации оставило здесь четырехвековое господство белых. Уже сто лет по Амазонке ходят пароходы, а между тем как ненадежно и неустойчиво положение белого человека в лесах Амазонки! Нет, не пароходы, не нищие и редкие городки, прилепившиеся к отвоеванным у леса опушкам, — не они главенствуют в местном пейзаже. Основным фоном его остаются все та же непокоренная, капризная река, непроходимые болота, протянувшиеся на сотни километров, вездесущие и недоступные леса. И вот эти, почти нагие, индейцы, не желающие даже голову повернуть в нашу сторону! Звучит это парадоксально.
А Чикиньо сердито бранится:
— Растяпы! Вороны! Корчат из себя великих индейцев, а ничего не сумели поймать. Растяпы!
Индейцы приплыли сюда по одному из тех рукавов Амазонки, которые тысячами уходят в глубь леса. Живут они, надо думать, на каком-нибудь глухом острове, куда еще не ступала нога цивилизованного человека. Бразильцы на нашем пароходе, их соотечественники, кроме Чикиньо, смотрят на этих индейцев, как на пришельцев с того света. Невольно возникает вопрос: кто же здесь настоящий хозяин, кто здесь больше в своей стихии — индейцы, плывущие в каноэ, или цивилизованные бразильцы, глядящие на них с пароходной палубы?
А Чикиньо, великий охотник Чикиньо, никак не может простить индейцам их неудачной ловли.
— Растяпы! — говорит он с презрением. — Ни одной рыбы еще не поймали! Будут теперь голодать, так им и надо!..
17. ДРАМА НА ГРАНИЦЕ
Когда мы прибыли на бразильско-перуанскую границу, Чикиньо и его мать постиг тяжелый удар: выяснилось, что отца Чикиньо здесь не было. Он уехал, вернее сбежал, в Перу. Здесь я имел возможность познакомиться с дикими нравами, господствующими на далекой границе.
Отец Чикиньо, оказывается, повздорил с местным комиссаром полиции, который давно уже преследовал его. Месяц назад в пылу ссоры отец Чикиньо ранил противника. Поскольку его к этому вынудили обстоятельства, закон был на стороне стрелявшего и в обычных условиях ничто бы ему не угрожало. Однако пострадавший имел в Табатинге[37] всемогущего приятеля — комиссара, который поклялся отомстить за него. Поэтому отец Чикиньо счел благоразумным бежать из Бразилии. Он удрал в соседнее Перу, а своих местных друзей просил помочь его жене и сыну перебраться туда.
35
36
37