Это могло удивить кого угодно, но только не Хеста: его господин сказал, что Алинор — ведьма, а кому придет в голову лезть в дом колдуньи, рискуя погубить душу и никогда не обрести покоя или, что еще страшнее, даже не попасть на Серые Равнины.
Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы юркнуть внутрь.
За легким прозрачным пологом, окружавшим кровать, он увидел спящую женщину, черные волосы которой разметались по подушке.
Хест натянул лук — столь тонкие занавеси уж точно не отклонят стрелу…
Зазвенела тетива. Стрела со стальным наконечником, который Хест предусмотрительно обмакнул в сильнодействующий яд, мелькнула в воздухе и вошла точно в цель, вонзившись глубоко под грудь…
Спящая даже не вздрогнула, но через пару ударов сердца очертания женской фигуры начали колебаться, рассеиваться…
Хест вздрогнул и едва не задохнулся от ужаса. На кровати никого не было — только куча смятых простыней, пришпиленных к матрасу его стрелой.
— Болван! — внезапно прозвенел женский голос.
Подскочив на месте, Хест обернулся…
— Недоумок! Ты думал, что меня можно захватить врасплох?
Бледнолицая, темноволосая женщина, одетая только в белую рубашку, двигалась к нему из темноты…
Нежная рука коснулась его запястья — и Хест оцепенел, не в силах даже шевельнуться.
— Ты недоумок! — презрительно повторила она.— Собака! Я ни на миг не усомнилась, что Куршахас или Хавлат подошлют ко мне убийцу.
Хест едва мог дышать, и ему оставалось только молча смотреть на нее.
— Ты вернешься к ним,— медленно проговорила Алинор.— Но не сразу. Посмотри сюда, воин…— Она склонилась над столиком, взяла небольшой глиняный сосуд и вытащила пробку.— Видишь это? Он заряжен магической силой. Ты же знал, что я ведьма? И не испугался? Или мечтал о награде, которую, несомненно, твой хозяин наобещал тебе?
По бледному лицу Хеста струился холодный пот, и стражник лишь беспомощно вытаращил глаза, когда девушка прижала открытый сосуд к его груди.
— Сюда перетекает твоя душа. Разве ты не чувствуешь этого? Я знаю, что чувствуешь. Ты не можешь вопить, но ощущаешь, как моя магия тянет из тебя душу, чтобы обречь ее на вечные муки во Тьме…
Он не смог закричать, даже когда Алинор отняла сосуд от его груди, хотя Хесту показалось при этом, что из него выдирают внутренности. Он просто смотрел на колдунью глазами, полными боли и ужаса.
Алинор тщательно закупорила сосуд и подняла его повыше.
— Когда я разобью его, ты умрешь,— спокойно объяснила она.— Но сначала ты вернешься к Хавлату и расскажешь ему о том, что с тобой произошло.
Хест почувствовал, что может двигаться, но не по своей воле. Лук выскользнул из безжизненных пальцев, сапоги застучали по плитам пола. Повернувшись, он направился к двери.
— Иди к своему хозяину! — шипела ему вслед Алинор.— Пусть это послужит ему предупреждением.
Чуть позже, когда рассвело и купцы Аренджуна начали ставить свои палатки на площадях, Хест вернулся в дом своего господина.
Хавлат, охраняемый четырьмя стражниками, принимал ванну, когда Хест, с трудом переставляя ноги, вошел в дверь и посмотрел на господина мертвенным, ничего не выражавшим взглядом.
— Хест, что с тобой произошло? На тебе лица нет!
— Она держит меня,— глухо отозвался тот.— Она захватила мою душу. Потом она примется за тебя!
— Хест…
— Она сейчас поднимает сосуд… Открывает его… О-о-о! — Он оглушительно завопил.— О боги! Спасите! Моя душа…
Корчась, он рухнул на каменный пол. Через несколько мгновений крики затихли, Хест последний раз дернулся и замер.
Грызя яблоко, Соня шла по просыпавшимся улицам Аренджуна, дабы подыскать себе новую квартиру. Слова бывшего домохозяина все еще звенели у нее в ушах: «Проваливай, и скатертью тебе дорога, потаскуха с мечом!» — но гораздо больше ее беспокоил Сэндас. Коринфянин ушел незадолго до зари, пообещав, что обязательно известит ее о своем укрытии. Она старалась задержать его, но он, рассказав свою историю, поспешил уйти. И теперь Соня опасалась за него, потому что Сэндас приобрел сразу слишком много врагов: Хавлат, Куршахас и, может быть, Алинор…
Но прежде чем заняться поисками Сэндаса, ей было нужно найти ночлег, и она шла к южной окраине города, останавливаясь у каждого старого здания, где видела желтую полосу ткани над дверями – знак, что здесь сдаются комнаты.
Чост с дружками тащились вслед за ней. Сытые и веселые (Соня угостила всех фруктами, сыром и легким вином), они теперь оживленно болтали, то и дело давая советы, где можно остановиться.
— У моего приятеля есть дядя, который держит постоялый двор…
— Она не захочет жить в доме твоего дяди! Это крысиная дыра! Могу поспорить, у нее есть деньги, чтобы позволить себе…
— А если поискать на другой стороне города?
В конце концов они настолько надоели Соне, что она поняла: ей просто необходимо хоть ненадолго избавиться от этих сорванцов. Она достала из кошелька золотую монету — одну из немногих, что еще оставались у нее.
— Видите это, парни?
Несколько пар глаз широко раскрылись.
— Тот, кто найдет Сэндаса и скажет мне, где он находится, получит золото. Договорились?
— Ты не шутишь?
— Небо свидетель, не шучу. Теперь идите. Он мне очень нужен. И чтобы никому ни слова!
Мальчишки бросились в разные стороны, и только Чост задержался на мгновение и обернулся. Соня положила монету в кошелек и многозначительно улыбнулась подростку:
— Пожалуйста, найдите его, Чост. Он в большой опасности.
— Ага…
— Постарайся, будь другом.
— Ладно, Соня.
Он тоже убежал. Девушка посмотрела ему вслед и направилась дальше по своим делам.
Уже приближался полдень, когда она подошла к убогому старому дому возле самой южной стены города. Она нисколько не боялась этого квартала, который пользовался дурной славой, а мечтала только о том, чтобы найти домовладельца, который принял бы золото от женщины с мечом и предоставил ей жилище по сходной цене. Ее деньги очень уж быстро таяли.
На ступеньках дома сидела дряхлая старуха. Подняв ко рту бутылку с вином, отпив изрядный глоток, вытерев губы тыльной стороной ладони и даже не взглянув на Соню, она спросила:
— Ищешь ночлег?
— Да…
— Не соглашайся на комнату на втором этаже.
— Почему?
Старуха скосила на нее покрасневший глаз:
— Там жила ведьма.
— Серьезно?
— Да. Умерла только прошлой ночью. Ее убили, могу поклясться. Может быть, другие будут говорить тебе, что она умерла от своего колдовства, но я считаю, что ее прикончили демоны…
Дверь внезапно открылась:
— Чего надо?
Домовладелец оказался обрюзгшим, слепым на один глаз мужчиной, от которого воняло вином и прогорклым жиром. Соня посмотрела на него в упор:
— Есть свободные комнаты?
— Есть,— буркнул он.
— Что стоит?
— Три медяка за одну ночь, пятнадцать за седмицу.
— А не дороговато?
— Три за ночь, пятнадцать за седмицу. Не нравится — найди другое.
— Я могу посмотреть комнату?
Одноглазый смерил Соню долгим взглядом с головы до ног, затем открыл дверь пошире и повел девушку по грязному коридору первого этажа.
— Это только комната. Обслуживать тебя никто не будет. Лошадь есть?
— Да.
— За домом — стойло, медяк за ночь.
— Дела у тебя, должно быть, идут неплохо.
— За лошадь — медяк за ночь.
— А корм?
Хозяин мрачно посмотрел на нее:
— Да. И корм. Медяк за ночь.
Соня оглядела комнату, еще более убогую, чем та, которую она только что освободила.
— Я согласна.
— Плати,— буркнул хозяин, протягивая ладонь.
Соня достала из кошелька последние медяки, которых хватило на оплату двух ночей. Теперь у нее оставалось только три серебряные и две золотые монеты.