На большой льдине стояла и рассматривала нас медведица с медвежонком.
Мы ей несколько раз громко гуднули. Но гудки заинтересовали медведицу еще больше.
Медведица нас приняла за небольшой айсберг. А гудков белые медведи не боятся, потому что во время сжатия льда стоит такой грохот, будто стреляют сотни батарей сразу.
Ледокол шел, раздвигая форштевнем льдины, но скоро мы уткнулись в такие поля, что капитан Воронин лишь качал головой.
Один профессор Визе просил подвинуться еще на север. Он хотел исследовать холодные океанские воды на глубине.
— Да вот же под нами глубина — триста тринадцать метров, — говорили ему.
— Разве это глубина? — расстраивался профессор. — Это материковая отмель, здесь и океанских вод не найдешь.
Так далеко на севере один только Нансен во время дрейфа на «Фраме» пробовал исследовать глубокие воды. Но он сам тогда сокрушался оттого, что методы его несовершенны. А других точных методов наука еще не знала.
От ледяных полей ледокол повернул на юг, и профессор Визе ходил из-за этого очень грустным.
— Через несколько лет отправимся на полюс, и все тогда станет ясно, — утешал его Отто Юльевич.
Тогда мы все говорили о полюсе, но говорили шутя. Считали, что и Отто Юльевич шутит. И не знали, что он-то уже задумал экспедицию всерьез.
Скоро мы снова приблизились к берегу. Вдоль берега громоздились черные скалы. Все скалы были покрыты льдом. На этот лед было больно смотреть, так он сверкал.
У берега сидели на мели огромные айсберги — стамухи. Там была глубина метров пятьдесят и, может быть, сто, а айсберги преспокойно сидели на дне.
Ледокол старался идти дальше от берега, но потом его прижало ледяное поле. Шириной оно было километров в девять, на горизонте небо темное — отражало чистую воду.
У самого края лед уже был толщиной с метр.
— У нас два варианта — можно вернуться назад, а можно форсировать это поле, — сказал Отто Юльевич капитану.
— Я думаю, пойдем вперед.
И мы пошли вперед.
Кочегары жгли уголь вовсю. Механики поддерживали давление пара какое только возможно.
— Полный вперед! — командовал капитан.
И ледокол наваливался на лед, нос его поднимался, лед со страшным грохотом прогибался, разламывался, и мы продвигались на одну треть корпуса.
— Малый назад! — говорил капитан в переговорную трубу.
Механик мгновенно переключал на «малый назад».
Ледокол пятился.
Потом мы снова разгонялись, снова взгромождались на ледяное поле, лед снова прогибался под нами, грохотал и разламывался.
Потом нас заклинило. Льдина, которую мы проломили, осталась под корпусом. Ледокол сидел на ней и не мог сдвинуться с места. С боков тоже надвинулись льды. Машина напрягалась вовсю, но корабль не шел ни вперед, ни назад.
И мы бросились помогать нашему ледоколу.
Надо было околоть лед вокруг корпуса. С палубы выбросили кирки и пешни — ломы с деревянной ручкой.
Мы все выстроились вокруг корабля и долбили лед, Сначала из-под пешни вылетали только ледяные искры. Потом стали отламываться небольшие куски.
Скоро я вспотел и сбросил ватник.
Все тоже побросали одежду.
Солнце стояло высоко в небе. Оно было такое яркое, что я все время щурил глаза и слезы текли из глаз. Вообще-то сейчас была ночь. Четыре часа ночи. Но солнце даже грело.
Наконец вокруг корпуса мы продолбили обводной канал, а все куски льда баграми отправили назад, под винт. Потом все бросились на палубу, расталкивая друг друга, капитан скомандовал «малый назад», судно зашевелилось, соскочило с льдины, на которой сидело, закачалось и снова с разгона навалилось на поле.
Но минут через десять ледокол заклинило опять.
Опять мы выскочили с пешнями. Опять стали долбить лед.
От старого места мы были всего метрах в сорока.
Отто Юльевич предложил попробовать рвать ледяное поле аммоналом. Наш Динамит взял взрывчатку и бикфордовы шнуры.
Мы продолбили для него пять лунок через каждые десять метров друг от друга, заложили взрывчатку и отошли.
Динамит с видом самоубийцы поджег бикфордовы шнуры и побежал со всех ног к нам.
Прогрохотали пять взрывов. Лед под нами чуть-чуть дрогнул.
Когда рассеялся желтый дым, мы пошли смотреть на свою работу.
Во льду ни одной трещины. Весь взрыв ушел в воздух, а изо льда выбил лишь небольшие выемки.
— Это разве взрывы, — говорили Динамиту, — это детские хлопушки на новогодней елке.
— Что вы, килограммом можно огромный мост подорвать, — говорил Динамит.
— Попробуем заложить сразу по пять кило, — предложил Отто Юльевич.
Мы снова пошли долбить лунки.
Отто Юльевич пошел с нами. Свою лунку он стал долбить совсем близко от корпуса.
— Я бы не сказал, что для корабля такой взрыв будет полезен, но иначе его не сдвинешь, — сказал он.
Нам принесли в ящике аммонал.
Мы заложили по пять килограммов, разбежались и залегли.
Взрывы были теперь сильнее.
Наш корабль содрогнулся несколько раз. Но зато он вышел из заклинивания и двинулся дальше.
Так мы пробивались сорок часов. Все разделились на бригады. Одна бригада спала, другая на льду окалывала судно. Хорошо, и днем и ночью светило солнце, и можно было двигаться не останавливаясь. Отто Юльевич и капитан Воронин дежурили на мостике все сорок часов подряд. Даже поесть им принесли наверх.
Наконец ледокол вышел на чистую воду.
— Ура! — кричали мы. — Капитану ура! Шмидту ура! Вперед на юг, да здравствует свобода!
Прямо у выхода на чистую воду нас встретило огромное стадо моржей.
Они плыли спокойно, выставив клыки и усатые серьезные морды, а потом нырнули на глубину и показались далеко сбоку.
Мы рано радовались, потому что впереди снова было ледяное поле. Здесь льды были еще толще — метра по два.
И снова бегали окалывать корпус.
Снова закладывали аммонал.
Однажды ледокол так зажало льдами снизу и с боков, что освободился он только после шести серий взрывов.
После каждого взрыва судно страшно содрогалось.
Все мы здорово измучились, уже вовсе спутали день и ночь, без- конца, шатаясь, выскакивали на лед со своими пешнями.
Иногда, когда ледокол застревал надолго, мы видели, что берег уползал от нас на север.
Хорошо хоть льды тоже дрейфовали на юг.
Прошли еще сутки, и мы снова вышли на чистую воду. Теперь уже окончательно.
Так мы первыми в мире обогнули Северную Землю.
Я ДУМАЮ, ЧТО «СИБИРЯКОВ»
ПОСТАВЯТ В МУЗЕЙ
— Я думаю, что «Сибиряков» поставят в музей, — сказал я Отто Юльевичу.
— Так уж сразу и в музей? — он улыбнулся.
— Конечно. Еще дней десять, и мы в Тихом океане. Ведь так?
— Рано еще об этом говорить, Петя. Хорошо, капитан не слышал. Он бы вам задал. Он суеверный.
— Но мы ведь пройдем?
— Сделаем все, чтобы пройти.
— А что будет после этого с кораблем?
— Пойдет на зверобойку или уголь станет возить.
— Так он же станет знаменитым. Конечно, его в музей надо.
— Пока он не износился окончательно, будет работать.
— «Фрам» в музее, и «Сибиряков» тоже надо в музей, чтоб все ходили и смотрели.
Я тогда был в этом просто уверен.
Но все случилось иначе.
РОВНО ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
Ровно через десять лет после нашего разговора о музее ледокол «Сибиряков» погиб.
В тот год летом в наши полярные воды пробрался немецкий крейсер «Адмирал Шеер».