- Иди, голубчик, работай, только покажи, где тут мастер по яшме.
Лекарь указал на противоположный угол и скрылся за занавеской. Оттуда раздались стоны и сдавленное ругательство. Старик в офицерском мундире вскочил при виде пришедших. На деревянных досках лежал лицом вниз человек, вся спина его представляла собой кровавое месиво.
- Здоров будь, отец, - поприветствовал граф, уважительно поглядывая на награду.
- Здравия желаю! - вытянулся во фрунт Белов.
- Это герой двенадцатого года, - негромко сказал графу комендант, бросая грозные предупреждающие взгляды на отставного вояку.
- Сын? - спросил граф, кивком показав на больного.
- Приёмный, - ответил старик. - Папеньку его хивинцы в рабство угнали, маменька померла. Мальцом в сиротах остался, вот мы со старухой его и взяли.
- Кто его так отделал?
- Киргизцы.
- Видать, не столь хороший мастер, коль за работу такая расплата, - покачал головой граф.
Старик помялся, крякнул и сказал, как нехотя:
- Мастер-то он замечательный, душу камня чувствует. А от киргизцев по заслугам получил. Дочь ханскую обрюхатил. За такое и кожу живьём могли спустить. Може, и спустили бы, да казаки помешали. Он, когда привезли, ещё в сознанье был, потом уж в беспамятство впал. Лекарь говорит, коль опомнится до вечера, выживет.
- Дай то Бог. Крепись, отец, - граф похлопал Белова по плечу и стремительно направился к выходу. Старик смотрел вслед, когда раздался стон. Больной зашевелился и прошептал:
- Где... я?..
- Дома, Егорша, дома, сынок, - старый герой подозрительно закашлялся, старательно пряча подступившие слёзы.
Глава пятая. Свадебный подарок
Выздоравливал мастер быстро. На память о «киргизском расчёте» остались лишь рубцы на спине. Лекарь полковой удивлялся да головой качал. Когда из лазарета Егора выписали, Яков Белов гостей назвал, казачков, что сына у киргизов отбили, тоже не забыл. Старуха и Матрёна пирогов знатных напекли.
- Ну, Егорша, теперича у тебя кожа дубленная, до ста лет жить будешь, - шутил отец, развеселить хотел сына приёмного. Матушка лакомые кусочки подкладывала. Матрёна рукавом, вроде как ненароком, касалась. Гости от души радовались. Егор на шутки хоть и улыбался, да глаза печальными оставались. На другой же день отправился в мастерскую - просторный сарай на заднем дворе. Пропадал там с утра до ночи. Домашние не перечили, пусть, коль легче так, коль за работой горе отступает. Надеялись - забудет Егор свою милую, да только зря.
Задумал мастер дождаться конца лета и к киргизам отправиться, Карлыгаш сватать. К тому времени и отец её вернуться должен. Хан не то, что сынок его бешеный. Отдаст дочь, с дитём ведь она. И у киргизов в девках родить - позор. А пока ждал, подарки свадебные готовил: хану - блюдо мозаикой выкладывал, а любимой ласточке серьги вытачивал. Сам оправу ковал на маленькой наковальне.
В крепости вновь появился граф. Теперь уж все поняли, тракту почтовому быть. Граф про мастера не забыл и даже заглянул в мастерскую. Для всей улицы потеха была, наблюдать, как его свита, морща носы, мимо коровника с конюшней на задний двор пробиралась.
Яков Белов потом соседям рассказывал:
- А Его Сиятельство как есть - орёл, хоть и росточком не вышел. Мал золотник, да дорог. Не побрезговал в дом войти, щей отведал, квасца попил, старуху мою похвалил. Егорушке нашему чарку походную заказал из яшмы. Говорит, к концу лета проездом будет, заберёт.
Получив заказ, мастер отправился на Яшмовые увалы, подобрать нужный валун. Неожиданно почуял, тянет его туда, где могилы киргизские. Ноги сами повели. Подходя, спугнул большого чёрного ворона, вздрогнул, перекрестился. Не зря, видать, говорят, что эти птицы хранители душ. Лучшими камнями были могилы выложены, да никто из мастеров взять не осмелился, боялись кто греха, кто проклятья. И Егор не взял - не дело усопших тревожить, последний приют разорять. А вот рукой по нагретым солнцем камням провёл. На одном нащупал выбитый знак. Наклонился, рассмотрел близко. Видел такой в юрте хана, знак рода их, тамга. Мастер выпрямился. «Это к удаче, отдадут мне Карлыгаш», - решил он и впервые за всё время от души улыбнулся.
Неподалёку от могил споткнулся о большой булыжник, пригляделся, да вот же то, что искал. Кусок яшмы сам дался в руки. Чарка вышла - загляденье: цвет плавно переходил от нежно розового в жгуче бордовый, а на боках узор плясал языками пламени. Работа спорилась. «Видать прав батюшка, хороший граф человек, не вредный», - думалось мастеру. Он старательно шлифовал чарку на чугунной болванке, подсыпая абразив и добавляя воду. Затем полировал на деревянном круге до зеркального блеска. Про подарки свадебные тоже не забывал. К концу лета управился.