— Ты и дочь бросаешь? Как ты можешь?!
Жену передёрнуло от этого вопроса.
— Мне не нужен чужой ребёнок.
— Чужой? — У Виктора дух перехватило от возмущения, жена же продолжила:
— Тебе не в чем меня упрекнуть, я заботилась, ухаживала, но я не обязана её любить! Я старалась, видит Бог, старалась! Но больше не могу! Достали косые взгляды прохожих, вопросы бесцеремонных бабок: «И в кого девочка такая смугленькая?». Всё достало! Ты куда? — спросила, увидев, что Виктор направился к входной двери. Он обернулся, сжимая кулаки.
— За Айслу в садик. Если ты ещё хоть слово скажешь, убью. — Жена отшатнулась, явно напуганная. — Уходи из нашей жизни…
— Папуль, трудишься? — Звонкий голос вернул в настоящее. — А я знаешь, что откопала? Раньше гору Полковник называли Яшмовые увалы. А ещё Аспидной горой. Хотя там путаница: то ли её, то ли Преображенскую, хотя какая разница: яшма и там, и там.
— Аспид, это, кажется, старое название змеи? — Виктор медленно выныривал из воспоминаний, изо всех сил стараясь вникнуть в слова дочери.
— Не-а, Аспидная от «яспис», «яшма» по латыни. Смешной ты, с яшмой работаешь, а такого не знаешь. Пап, можно я немного волосы подравняю, до плеч? Па, ну жарко же. Можно? — Тут взгляд Айслу упал на пластину яшмы, лежащую на столе, девочка восторженно ахнула, осторожно взяла камень в руки и воскликнула: — Какая прелесть! Это же всадница: вот лошадка, а вот девушка, косы развеваются по ветру. Красотища! А что это будет?
— Шкатулка, — пояснил Виктор, довольный такой реакцией.
Айслу опустила яшму на место и мечтательно произнесла:
— Вот бы на лошади, по степи… — девочка вздохнула и укоризненно добавила, обращаясь к отцу: — А кто-то мне не разрешает в конную школу поступить!
Виктор заходил по мастерской, видно было, что не в первый раз заводится разговор на эту тему.
— Дочь, лошадь — животное серьёзное. Это тебе не котёнок или щенок. И сбросить может, и лягнуть, и укусить, и затоптать копытами.
— Ты просто сам лошадей боишься!
— Не боюсь.
— Боишься!
— Не боюсь.
— Боишься, боишься, боишься!
— Ты, по-моему, подстригаться собиралась? Вот и иди! — неожиданно разозлился Виктор. Сколько раз давал зарок не покупаться на дочкины подначки и опять не удержался.
— Иду-иду, — смиренно произнесла Айслу, опустив вниз сверкающие озорством глаза. — А лавэ?
— Что ещё за воровской жаргон?
— Какой-то ты сегодня нудный, папка! Так, где деньги взять?
— В комоде в среднем ящике, можно подумать, не знаешь, иди, не мешай работать, — махнул рукой Виктор.
Выпроводив хихикающую дочь, вновь занялся камнями. Затем достал набросок будущей картины и разложил на столе. Принялся обдумывать детали. Айслу появилась часа через два.
— Ну и как? — спросила потерявшего дар речи отца.
— А… О… Э… Это называется «до плеч»? — с трудом обрёл способность говорить Виктор, не отрывая взгляда от новой причёски дочери.
Айслу обиженно фыркнула:
— Вот и Крошка Ру так же среагировал. Классная же стрижка!
Отец мрачно кивнул, стрижка действительно была стильной и модной: короткая, открывающая ухо с одной стороны, с косой чёлкой, переходящей в каре на другой.
— Косы твои жалко, — пояснил он. — Красивые… были.
Глава 10. Невеста
«Красивая коса у Матрёны. Ниже пояса, чуть не в руку толщиной. Почти как у моей Ласточки, только что — русая. Сама-то Матрёнка и выше, и в теле, а коса — да, похожа», — думал Егор, направляясь к церкви. Беловы, как и все православные обитатели крепости, к заутрене ходили нарядные и торжественные.
Глава семейства ушёл ещё до рассвета. Уговорил его священник как-то с певчими спеть. Согласился старый вояка. Не пропадать же голосу зычному командирскому. Раз спел, другой, а там и пристрастился. Всю душу в пение вкладывал. Как и во все дела, за какие брался. Ценил его за то священник, сам таким был. Проповеди воскресные и праздничные со всех деревень да станиц окрестных послушать сходились. А в этот раз речь пошла о Петре и Февронии, о любви верной, о семье крепкой. Бабы да девки украдкой глаза утирали, Егора и то проняло. Подумывать стал, и ему пора семьёй обзаводиться, раз уж по любви не вышло, любую подходящую девицу сосватать можно.
Выходили люди из церкви просветлённые. С утра тучки набегали, а тут солнышко выглянуло, на листьях заиграло, словно вместе со всеми радовалось. Заметил Егор, пока к дому шли, что парни и мужики молодые на Матрёну заглядываются. Казаки встречные приосаниваются. Сам пригляделся: хороша. Только разглядел наряд новый. Матрёна приотстала, подружек встретила. Егор спросил у приёмных родителей: