Дальше события разворачивались очень быстро. Мама начала пятиться назад, потихоньку подталкивая дочку к выходу, покупатели впали в самую настоящую панику, принялись истерически кричать и звать на помощь, а кто-то побежал к входной двери.
– Стоять! – прогрохотал чей-то властный голос, полный гнева, и бегущий человек тут же упал замертво.
Мама девочки крепко прижала её к себе руками. Крики постепенно утихали, и через несколько мгновений остался лишь один голос, молящий:
– Только не трогай дочь! Слышишь! ТОЛЬКО НЕ ЕЁ! – завопила женщина, и после этих слов её тело безжизненно обмякло, и она упала.
– Мама! – прокричала Эмили, по-прежнему сжимая в кулачке подол её плаща, и вдруг увидела, как за ней лежит её отец.
Теперь она вспомнила всё до мелочей, до мельчайших деталей и знала, что произойдёт вскоре. Девочка осталась единственная в живых. Единственная, кроме этого убийцы.
Эмили пыталась сквозь слёзы вглядеться, рассмотреть лицо человека, только что убившего её родителей, но этого никак не получалось сделать. Она вглядывалась в него со всей силой, но лицо расплывалось, двоилось, и девочка не могла чётко сфокусировать на нём взгляд. Вот убийца подошёл совсем близко, а у неё по-прежнему не получалось сконцентрировать внимание и рассмотреть его.
– За что… – так и не смогла договорить несчастная девочка: все вокруг закружилось, потемнело в глазах, и она падала, падала… пока тьма совсем не поглотила её.
– Нет! – выкрикнула Эмили, резко сев в лежаке своей палатки и пытаясь отдышаться. Постепенно она пришла в себя и тихо, с ноткой обреченности в голосе, проговорила: – Опять этот сон…
Это была та же самая альбиноска, только повзрослевшая ровно на десять лет. Теперь она стала настоящей юной девушкой: хрупкой и нежной, как бутон ещё не раскрывшейся белой розы, с почти светящимися в ночном мраке от природной белизны вьющимися волосами до плеч. Белоснежные брови и ресницы она старательно прятала под длинной чёлкой. Эмили обладала кожей благородного фарфорового оттенка и необычайно красивыми глазами, цвет которых менялся в зависимости от освещения: от полупрозрачно-серо-голубого до жутковато красноватого. Разумеется, такую красоту мог понять далеко не каждый.
Она включила фонарик, нащупала в рюкзаке очки и, поспешно надев их, посмотрела время по своим старым наручным часам, кожаный ремешок которых уже сильно истёрся. «Ещё только час ночи, – думала девушка, небрежно смахнув забытые слёзы, – наши наверняка ещё не спят. Хотя что-то они подозрительно притихли… Не к добру это. Эх, и угораздило меня пойти в этот поход…» С разочарованием осознавая, что заснуть получится нескоро, Эмили выключила фонарь и плюхнулась на спину. Похоже, первая ночь вне дома давалась ей с огромным трудом.
– Как же я хочу домой… – с тоской выдохнула она и с головой погрузилась в воспоминания и раздумья. Ведь именно сегодня годовщина того злосчастного вечера…
Тем временем её бабушка, худощавая седовласая старушка с очень добрыми голубыми глазами, тревожно смотрела в распахнутое окно. Беспокойным взором она окидывала просторы своей скромной фермы, тихо дремлющие под звёздным небом. Последние апрельские деньки выдались на редкость ясными и тёплыми, но стоило солнцу покинуть небосвод, как вновь чувствовалось слабое дыхание ушедшей зимы. Но эта ночь была какой-то особенной и волшебно тихой. Ни травинку, ни листик сегодня не трогало дуновение даже самого слабого ветерка. Лишь пронзительные песни сверчков нарушали пленящее безмолвие, в котором пожилая женщина непостижимым образом чувствовала притаившуюся, невидимую опасность. Она перевела взгляд на конюшню, откуда только что донеслось недовольное ржание Лайта – коня Эмили. Похоже, и он был чем-то обеспокоен.
– Роуз, неужели ты ещё не спишь?! – вдруг послышался негодующий женский голос за спиной, подтверждающий, что этой ночью не спит никто.
Это была соседка по ферме – мисс Софи Хе́ндриксон, очень бойкая и добродушная женщина преклонных лет с ярко-рыжими пушистыми волосами, которые очень точно подчёркивают её яркую натуру.
– Не могу заснуть, – коротко отозвалась старушка, не отрывая взгляда от окна.
– Ну, ты уж постарайся! Я обещала твоей внучке, что пригляжу за тобой.
– Я говорила, что мне не нужна сиделка. Можешь идти домой, Софи. Силой тебя никто здесь не держит.
– Ладно тебе, не злись… Я принесла чай. Выкладывай, что случилось. Переживаешь за Белоснежку?
– Опять ты зовёшь её Белоснежкой…