Зов черного сердца
Александр Белов
Все события и персонажи вымышлены.
Любое сходство с реальными людьми случайно.
Пролог
Сколько он повидал за свою жизнь строек, но эта казалась какой-то особенной и будто бы неправильной. Неправильной не своей формой, а содержанием. В форме он не сомневался, каждый кирпичик лично проверял. Дело в другом, все здесь будто вымерло. Казалось, вырвали кусок пространства и поместили в вакуум.
И вроде богоугодное дело – строительство монастыря, а вот не было здесь души, хоть тресни.
Умом Иван понимал: до момента освящения стены останутся просто стенами. Да только говорят, когда-то здесь стоял уже монастырь, который то ли снесли при советской власти, то ли сожгли проходящие мимо татаро-монгольские захватчики. Выходит, была душа-то? Была и куда-то ушла, не смогла жить на руинах, хотя и цеплялась небось изо всех сил за торчащие насквозь проржавевшие куски арматуры.
Кто теперь скажет, как оно на самом-то деле было? Никто столько не живет.
С другой стороны, если арматурины были, а они точно были, когда Иван приезжал сюда с бригадой еще в первый раз, не такой уж и старый монастырь-то.
Он рассуждал так не из праздного соображения, хотел занять чем-то мечущиеся в черепе мысли, угомонить их хоть немного.
Давно с ним такого не случалось, надеялся, уже и вовсе прошло.
Не к добру вспомнилось, что в самый первый раз произошло все в таком же вот монастыре. Только здесь он строит, а там разбирать заставляли. Иван тогда восьмой класс заканчивал и со стройотрядом выехал в глухое село…
Кирпич хороший, чего пропадать? – так Иван рассуждал, отбивая кусок от бывшего алтаря. Здание оно здание и есть. Только старое и стены картинками разрисованы. Ничего особенного.
Может, и ничего, да одна картинка возьми и взгляни на Ивана. Вот так натурально взяла и посмотрела.
Точнее – посмотрел. Мужик на картинке был.
С виду вроде человек, а голова то ли песья, то ли лисья, не разобрать, стёрлась краска от времени. И ведь погляди какая петрушка, голову почти не видать, а глаза алым полыхают, будто пошутил кто и уголья в стену вмуровал, а то, может, и просто «чинарики» тлеющие прилепили. Иван не из робкого десятка был, но тогда знатно перетрухнул. Обернуться бы, позвать на помощь, да шея как затекла, не двигается, ноги к земле приросли, а кирпич в руках сделался весом в целый центнер. Не выдержал, уронил на пол, только крошево рыжее в стороны брызнуло.
Боишься? – Голос, минуя уши, звучал сразу в мозгу, и Иван как-то быстро сообразил, что говорит тот, с песьей башкой. – Не меня тебе сейчас бояться нужно, а того, кто нож за поясом припрятал. Вот после свидимся, тогда и бойся.
Оцепенение прошло, как не бывало. Ему, дураку, бежать бы поскорее, а он ухватил кувалду, откуда только сил столько взялось, рванул к нарисованному чудовищу и принялся крушить стену, пока не осел на ледяной пол. С чего только холодный такой в разгар июля?
Руки Ивана дрожали, лицо заливал пот, ноги не слушались. Так и просидел, пока не услышал голос. На сей раз самый обычный, доносящийся от дверей.
– Ванька! Ты где там запропастился, а, Ваньк?
– Тут я! – хрипло отозвался он. – Чего тебе?
– Поговорить надо.
Фигура вошедшего казалась темной и плоской от бьющего ей в спину солнца. Иван знал, что к нему приближается Вадька Егоров, его главный соперник не только в делах пионерии, но и, стыдно сказать, амурных. И если с первыми Иван справиться мог, то со вторыми каждый год становилось все сложнее.
Вадька рос и крепчал, что опара на свежих дрожжах, румянился и расцветал, в то время как сам Иван перестал тянуться вверх, и мяса нарастить никак не получалось, так и ходил задохликом. Все бы ничего, да зачастую так складывалось, что к девчонке, которая Ивану приглянется, Вадька тут же начинал клинья подбивать. И все заканчивалось всегда одинаково, между Иваном и Вадькой выбор падал на второго.
Иван терпел, считал их дружбу главнее всего прочего, пока не сорвался и не высказал все. Вадька слушал внимательно, после развернулся и ушел. С тех пор почти месяц минул, а они так и не разговаривали, даже не здоровались при встрече, хотя в школе каждый день виделись.
И вдруг Вадька решил сам на мировую пойти. Где-то медведь сдох, не иначе!
Иван даже о говорящей песьей голове забыл от накатившего чувства превосходства над заклятым дружком. Ничего, вот так про себя, можно, никто не узнает.
– Некогда мне с тобой говорить, – закочевряжился Иван, – работы вон сколько.
Он обвел взглядом просторный зал, будто бы все здесь ему одному поручили разломать.
– А вот я тебе и помогу! – не обиделся Вадька. – Говори, чего делать. О, смотрю ты псоглавца замочил. Молодчик!