– Кто это? – принялась тормошить одну из подруг.
– Доверенное лицо владыки, светлейший кардинал Эйден.
Подруга даже не уточнила, о ком я спрашивала. Вероятно, с полуслова поняла, чей облик мог привлечь внимание среди остальных мужчин.
– Светлейший?
– И верховный магистр.
– Это все регалии?
– Малая часть.
– Он очень влиятелен, – зашептала вторая из приятельниц. – Говорят, доверие владыки к нему безгранично.
Ох! Я с огромным трудом вынырнула из омута чужих воспоминаний, словно вытягивала себя из трясины. Болезненное состояние: в горле пересохло, голова кружилась, в груди кололо. Знакомые ощущения, такие похожие на уже испытанные, но только не несколько веков назад, а совсем недавно, буквально вчера.
Упала на подушку, а книгу бросила на тумбочку. Я больше не хотела к ней прикасаться. Казалось, пробуду в чужом мире еще немного и в этом просто перестану существовать. Дышалось до сих пор с трудом и сердце колотилось. «Ана», – прозвучало в голове. Так ясно, так отчетливо, что в испуге принялась озираться, почти ожидая увидеть в комнате Его.
Эйден, вот как его зовут. Эйден.
В спальне было пусто. Окна закрыты. Ни сквозняка, ни шепота ветра не доносилось снаружи.
Нервы совсем сдали. Мне просто необходимо было поспать.
Я обняла подушку, покрепче зажмурилась и поймала себя на том, что мысленно повторяю мужское имя, странным образом находя утешение в его звучании. Оборвала себя и попыталась отогнать прочь все мысли.
Ночь вступила в свои права. Темная, холодная, густая. Глаза были закрыты, но сон не шел. Слезы собирались под веками, скатывались по ресницам, стекали к уголкам губ, оставляя на них привкус соли. И мокрых щек касались чьи-то ладони, почти бережно, но затем лишь, чтобы спуститься ниже и сжаться на шее. Так тесно, что воздуха стало не хватать. Чуть больше усилий, и тонкая шея сломается без труда. Предателей не прощают. И он вернулся, как обещал.
Из-за слез все размывается, когда открываю глаза. Мне бы оттолкнуть чужие ладони, но зачем-то тянусь не к ним, а протягиваю руки вперед, силясь обнять. Темнота не столь непроглядна. В тусклом свете, идущем от окна, тускнеют тени, и облик человека передо мной вместо того, чтобы обрести четкость, размывается, теряет очертания. Его не удается коснуться. Я слышу тихий вздох, и действительность пропадает, а неяркий отблеск рассвета вдруг заставляет зажмуриться.
– Доброе утро! – в тишину ворвался шорох раздвигаемых штор. – Вас просили явиться на завтрак.
Горничная, чье имя никак не вспоминалось в ранний час, толкнула створки окна, впуская в комнату порыв свежего ветра и утренние трели птиц. Женщина быстро присела, являя на своем лице нечто мало напоминающее почтение, и удалилась восвояси, прошелестев накрахмаленными юбками форменного платья.
Стихии! В этом доме время совершенно не двигалось вперед. Как бы и меня не заставили нацепить нечто длиной до лодыжек. Я потерла ладонями лицо и, щурясь, взглянула в окно. Последнее, чего желала в столь ранний час – это идти на семейный завтрак. Неужели всерьез решила, будто могу здесь надолго задержаться?
Спать очень хотелось, и я снова уткнулась в подушку, но почти тотчас отстранилась. Наволочка оказалась мокрой. Для верности потрогала ее, после чего встала и в растерянности замерла у кровати. Шея побаливала, голова тоже. Направилась к комоду в углу комнаты, наклонилась к зеркалу и тут же отпрянула: на шее виднелись чуть заметные синяки, глаза были красные и под ними залегли круги.
Вот от этого точно стало не по себе. Мне, конечно, доводилось слышать о чудесах самовнушения, когда люди настолько верили воображению, что на теле у них возникали следы, но я прежде никогда не страдала подобными расстройствами. Всегда была здравомыслящей. А еще мне не чудилась магия на каждом шагу.
Я обернулась к кровати, где на светлом одеяле ярко выделялась красная книжица. Что произойдет, если возьмусь почитать снова? Все повторится, как вчера?
Нерешительно приблизилась, постояла какое-то время над дневником далекой родственницы, но храбрости так и не набралась. Отвернулась и тут же нашла взглядом заботливо развешенный поверх ширмы наряд. Темно-синее платье с рукавами три четверти и подолом до икр. Очаровательно. Вероятно, горничная оставила по приказу тетушек, чтобы я не вздумала шокировать благовоспитанных родственников оголенными коленями или еще хуже – декольте – с утра пораньше.
Ладно. Вдохнула поглубже и медленно выдохнула. От меня не убудет.