Выбрать главу

Конан не знал и не пытался дознаться, зачем привиделись ему далекая северная родина, гора Седая, чащи полуночного восхода и лишь однажды виденная издалека многовековая твердыня Фрогхамока. Конан чувствовал одно: скуки пропал и след. Он знал, чего хочет.

Негромкий стук в дверь окончательно вернул короля к реальности. Тяжелая дверь была изготовлена из нескольких слоев дуба таким образом, что доски ложились крест-накрест. Разбить за короткое время такую дверь не смог бы и сам король, даже вооруженный топором. Хотя как знать? Можно и попробовать!

Во дворце короля окружали избранные верные люди, да и сам Конан не без оснований считал себя небеззащитным перед лицом любой опасности, однако правая рука сама собой быстро отыскала рукоять любимого меча. Довольно ухмыльнувшись, король оставил меч лежать там, где тот и лежал. Потянув носом воздух, и прислушавшись, ловя малейший шорох (только вспомни о магии, она тут же явит себя), Конан определил, что магия пока тут ни при чем.

«Сколь же я осторожен и недоверчив, Кром меня побери! — подумал монарх.— До того как я стал королем, во мне было куда больше безрассудства. Старею!» — сделал вывод Конан и сказал громко и резко:

— Хорса, это ты, бездельник? Входи, здесь не заперто. Если сможешь отворить, конечно!

Надо сказать, что мощная дверь прилегала к раме весьма плотно и, даже чтобы просто открыть ее, требовалось немалое усилие. Впрочем, небольшому Хорсе — рост слуги составлял едва три локтя с четвертью — это удавалось без напряжения.

— Что скажешь, Хорса? — обратился король к вошедшему, усаживаясь на прочную липовую скамью, отчего та со значением скрипнула: хорошо сработанное сиденье уважало весомую и здоровую плоть.

Молодой белобрысый коротко стриженный гандер, прежде чем ответить, успел мгновенно обозреть комнату и тут же сообразить, как изволил проводить время монарх.

От быстрого внимательного взгляда не ускользнули ни скомканные и перевернутые шкуры и пледы на ложе, ни нетронутые еда и вино, ни искорка огня, вновь засветившаяся в синих глазах Конана.

Хорса обладал множеством достоинств, что и сделало его одним из тех, кому было позволено входить к королю без доклада. Гандер мог бы стать хорошим воином, но немалая сила и умение ловко обращаться с коротким мечом и кинжалом были куда как менее важны по сравнению с его наблюдательностью, искусством оказаться в нужном месте в нужное время, обставить любое дело так, чтобы в нем участвовали только необходимые действующие лица, умением слушать и слышать и прекрасной, необычной для молодости способностью разбираться в людях. Даже в бесстрастных очах короля Хорса умел увидеть больше, чем, скажем, Троцеро.

И, тем не менее, всего этого было бы мало, если бы не главное: Хорса боготворил нового короля, почитая его не как царедворца, но как вождя. И Конан мог полагаться на гандера, как на преданного и почти неуязвимого пса: под одеждой слуги Хорса всегда носил тонкую и длинную кольчугу.

— День был не беспокойным, кениг,— отвечал Хорса с легким поклоном, преисполненным северного гандерского достоинства. — Вечер же принес вести.

Хорса умолк.

— Говори быстрее, Сет тебя забери! — Мощный бас Конана потряс стены комнаты, и король зевнул во весь рот, потягиваясь.

— Я вижу, ты что-то задумал, кениг, и я готов слушать твои приказания,— не то возразил, не то просто так сказал Хорса.— Стоит ли задерживаться на незначительном?

— Мало ли что может прийти в голову правителю! — засмеялся Конан.— Я король и должен знать обо всем, что происходит в Аквилонии, пусть это будет никому не нужный полуночный восход за твоим Гандерландом. К тому же вряд ли ты явился бы с незначительным известием. Уж если у Хорсы есть слово, его стоит выслушать, и я слушаю тебя.

— Ты не слишком сильно промахнулся, кениг,— продолжил Хорса.

В устах северянина «не слишком сильно промахнулся» означало не меньше, чем «был удивительно проницателен». Конан уже успел привыкнуть к исконной гандерской манере разговаривать, так же как и к обращению на «ты» и слову «кениг» вместо привычного «король». Но Хорса всякий раз показывал новые образцы сдержанной и отшлифованной веками особой гандерской велеречивости, и это нравилось Конану: такая суровая похвала радовала, как полновесная монета, а не исчезала в никуда, как таяли в воздухе пышные словесные кружева южан.

— Речь и вправду идет о полуночном восходе, и я могу поведать тебе немного примечательного. Незадолго до этого прибыл от Мабидана гонец и принес такие вести: Септимий, один их хранителей Палат Древности, молодой сын наместника Темры, и Юний Беотик, занимающий при королевском Хранилище рукописей должность главы анналов права, трое суток назад отправились в леса предгорий охотиться на вепря и до сих пор не вернулись.