Я вспомнил о том, как писал свои пейзажи. Это место было идеальным для работы художника. Разумеется, сейчас я не мог заниматься этим, но я мог сделать несколько фотографий своим фотоаппаратом, который был в рюкзаке. Поэтому, ринувшись с нетерпением к этому нетипичному геологическому ландшафту, я очень увлекся фотографированием местности, пытаясь делать художественные фотографии.
Я бродил по этим окрестностям около часа. Все это время я с сосредоточенностью делал снимки возвышающегося взгорья, склоны которого были живописно покрыты обильными зарослями кустарников. Пришлось и изрядно попотеть, когда я чуть не провалился в ложбину, фотографируя соседний пригорок, обнесенный дикорастущими яблонями. Я сильно ушиб ногу, которая сорвалась в узкий незаметный овраг. Поэтому немедля я начал возвращаться к шоссе. Хотя, такие красивые места были редкостью, но надо было двигаться дальше.
Пройдя не самым быстрым шагом по шоссе еще около часа, я начал испытывать изнуряющую усталость. Голень моей правой ноги, которую я повредил сдавливала ноющей болью все сильнее и сильнее.
Уже смеркалось. Я не нашел более разумного решения, как добрести до ближайшей придорожной гостиницы для дальнобойщиков. Я захотел остановиться там на ночь, чтобы отдохнуть и дать желанный покой моей больной ноге. Я никуда не спешил и мог провести некоторое время в гостинице, отправившись в монастырь утром и напрямик.
И вот я снял небольшую комнату и с удобством расположился в ней. Сбросив с себя одежду, я обнаружил, что синяк на голени стал еще больше и потемнел еще сильнее. Приняв душ и промыв как следует ноги, я упал без сил в кровать.
В этот момент у меня обострилось состояние внутренней напряженности, которое все усиливалось после событий прошедшего дня. Я пришел в уныние от того, что моя дорога началась с такого неприятного случая с автобусом и этой травмой ноги. Лежа в кровати и глядя в потолок, я начал предаваться меланхоличным представлениям о своей несчастливой жизни. Мысли об этом давно преследовали меня, поэтому я всегда возвращался к своим душевным стенаниям, этому навязчивому чувству одиночества, когда я снова и снова наедине с собой погружался и уходил в себя.
Глава вторая
Я всегда считал себя человеком, придерживающимся четких жизненных принципов, не допускающих ничего сомнительного и неясного в мою сознательную жизнь. Все, что противоречило обычному здравому смыслу и логике человеческого мышления я без промедления отбрасывал как наивные иллюзии разума человека. Вспоминая теперь годы моего отрочества, в самом деле, я представляю себе юношу, который всем своим существом опирался на чисто материалистическое понимание и объяснение абсолютно всех бытующих вещей в мире.
Во что я верил? Я верил в то, что все люди равны в постижении этого мира, и поэтому не было совершенно никакой необходимости выдумывать другого особенного личного опыта, выходящего за рамки естественного опыта данного каждому человеку.
Однако, что-то поколебалось во мне уже тогда, когда я впервые влюбился в одну миленькую девушку. Надо признаться это событие стало для меня настолько потрясающим, что я никоим образом не мог объяснить рационально всего нахлынувшего на меня эмоционального груза внутренних переживаний. Вероятно, многие люди испытывали подобное на себе и они подтвердят, что такое запоминается на всю жизнь. И возлюбленная или возлюбленный, которые однажды потрясли тебя до глубины души навсегда остаются в твоей памяти.
С этого эпизода моей жизни я начал осознавать, что есть вещи в мире неподконтрольные здравому смыслу, которые могут свалиться как снег на голову и полностью сбить человека с толку. Так же, как дальнейшими поразительными загадками для меня стали непостижимые тайны существования космоса, его трудно представимые бесконечность и непрерывность, так и позднее я направил свой взор к тайнам духовным. Но они оказались для меня еще сложнее и запутаннее. Оказались скрытыми и закрытыми за семью печатями. Меня крайне взволновали все те парадоксальные загадки, которые можно было отнести к духовной жизни человека. Хотя об этом мало кто говорил открыто, дабы не привлекать к себе особо пристального внимания темами, которые недоступны обычному рассудочному пониманию, но мне самому теперь они казались крайне важными. Так я и изменился в корне своем, но мало чего достиг в понимании этих сложных для меня вещей. Возможно, в этой ситуации определенные жизненные обстоятельства препятствовали поиску решений на все мои назревшие вопросы.
Я жил довольно обычной жизнью, как большинство людей. В моем убежище, в моем скромном во всех отношениях жилище я прожил все последнее время, снова и снова окунаясь в поиски главного смысла моей жизни. Что толкало меня к этому поиску с такой непреодолимой силой? Постигнуть этого до конца я не мог. Меня, как и любого другого человека всегда держала в узде суета будничных дней и проблема приспособления в обществе, котором я жил.