Сирак снова вспомнил злосчастную книгу. Когда же наконец он ее напишет? Задумана она была, когда Цегие ждала ребенка. Трудное было время. Пришлось искать работу. И он ее нашел. А сколько времени ушло на поиски жилья! Тогда было не до литературы, и книгу он на время оставил. Когда же принялся за нее вновь, слова отяжелели, словно камни. Писалось трудно. Сколько страниц изорвал! А теперь оказалась изорванной в клочки вся рукопись. Надо начинать все сначала.
Спасибо Себле, после знакомства с ней работа наладилась. Какая нелепость, что именно из-за нее он лишился рукописи. Теперь все пошло прахом… И его творческая жизнь тоже…
— Добрый вечер, господин, — услышал Сирак голос Вубанчи.
— А, это ты!
— Что не заходите в дом?
Сирак залюбовался луной. Он взглянул на служанку, та застенчиво улыбнулась.
— Ты почему не ходишь учиться? — спросил Сирак.
— Работы много, — замялась девушка.
— Какой еще работы? — сказал Сирак и, не дождавшись ответа, поспешил уйти.
Как только он открыл дверь, Иоханнес бросился к нему навстречу, повис на шее. Сирак поцеловал сынишку и прошел к обеденному столу. Положил на стол рукопись Искандера и обратился к жене:
— Почему ты не пускаешь Вубанчи в школу?
Взгляд Цегие скользнул по папке с рукописью.
Набросив на плечи накидку и повязав, как обычно, косынку, она взялась разогревать куриный вотт, от которого шел дразнящий запах.
— Я тебе говорила, чтобы ты не вмешивался в мои отношения с прислугой. — Она сверкнула своими огромными глазами. — Уже успела нажаловаться? Видно, эта девочка еще себя покажет, твердым орешком будет!
— Да не жаловалась она. Я сам спросил только что на улице. Говорит, работы много. — Сирак сел на стул и, взяв сына на колени, стал играть с ним «в лошадки». — Но даже если работы действительно много, нужно, чтобы она обязательно училась, — строго сказал Сирак.
— А кто вместо нее дела делать будет?
— Она же, только после возвращения из школы.
— Ты, видно, хочешь из меня прислугу сделать. Только и твердишь: «Как она питается? Почему мало спит?» А теперь еще: «Почему не ходит в школу?» Посади ее себе на голову и перестань меня терзать. Тех слуг, что были до нее, ты так избаловал, что они в грош меня не ставили, и в конце концов в благодарность за хорошее отношение бросили работу и ушли. Да что попусту говорить — все равно что воду в ступе толочь. Лучше бы обо мне позаботился.
Она налила воду в кастрюлю. Сирак обхватил голову руками:
— Послушай, Цегие, не надо возвращаться к пререканиям. Я так устал от скандалов. Говорю тебе — она должна учиться.
По его виду и тону Цегие поняла, что он настроен решительно, и, однако, не могла себя смирить:
— Вспомни Буше и Дынке. Что толку от их учебы? Подумать только, грамотная Дынке!
— Они тоже люди.
— Думаешь, они учатся? Им лишь бы от работы отлынить. Собираются и болтают часами.
— Сплетни это!
— Ну, выучится Дынке, а что дальше? — упорствовала Цегие.
— Знания еще никому не повредили.
— Собираются шестидесятилетние старики и старухи и учат буквы! Пустая трата времени!
— Как ты не права! Вывести людей из тьмы — разве это пустая трата времени?! Это великая цель, — сказал Сирак, продолжая играть с Иоханнесом.
— Ну и цель!
— Неужели ты не видишь светлого будущего?
— Сны я смотрю, когда сплю.
Ирония в словах жены покоробила Сирака.
— Меня удивляет, что ты сама из бедной семьи, и так рассуждаешь.
— Опять попрекаешь меня бедностью!
— Да не о том я.
— А о чем? Будто я сейчас выбилась из нищеты, — кричала Цегие.
— Все мы выбьемся, но лишь вместе с народом. Не надо терять надежды, — убежденно произнес Сирак.
Цегие не отрывала взгляда от папки на столе.
— Надежды — не хлеб, ими сыт не будешь. Ты вот все надеешься, что твои книги будут читать! — зло рассмеялась Цегие.
— А почему мне не надеяться? Те, кто сегодня учит азбуку, завтра станут читать. Не ради же денег книги пишутся!
— Ради долгов, что ли?
— Опять ты за свое!
— Так ради чего ты пишешь?