Соседи пытались успокоить ее и сами начали рыдать… Да, кстати, когда она была у тебя в последний раз? — спросил Сирак.
— Вчера.
— Что-нибудь спрашивала обо мне?
— Да, но я не поняла, что именно она хотела узнать. Я сказала, что ты хороший писатель, что я тебя знаю, что мы часто видимся. — Себле говорила и поправляла волосы. — Больше она ничего не спросила. Но сказала, что твоей жене не нравится, что ты писатель. Ей хотелось бы, чтобы ее муж ходил на службу, как все, работал бы, как все, как все, приносил бы зарплату и содержал дом. «Ей не нравится, что он занимается тем, что переводит бумагу», — сказала мне тетушка Алтайе. И знаешь, о чем я подумала? Ах, если бы мы могли обменяться мужьями! — Себле обняла Сирака и спросила: — А почему все-таки твоей жене не нравится, что ты писатель?
Сирак рассказал ей, как попал в долги со своей первой книгой.
— Кроме того, она боится, что я влезу в политику из-за своих книг и меня арестуют. Она не раз говорила: «Время теперь ненадежное. Зачем ты себя раскрываешь? То, что написано, не смоешь. Не забывай, что у тебя семья и ты за нее в ответе. Если с тобой что-нибудь случится, мы тоже погибнем». Она не злой человек, просто для нее нет ничего дороже благополучия семьи.
— А твоя первая жена? — вдруг спросила Себле, низко опустив голову. — Какая она была?
— В каком отношении?.
— Во всех! — вдруг крикнула Себле в раздражении от того, что он ответил на ее вопрос вопросом.
— Что тебе до нее?
— Мне хочется знать!
Сирак удивился такой перемене в ее настроении.
— С чего же начать? — спокойно обратился он к ней.
— С начала, — резко сказала Себле.
Сирак не любил рассказывать о своей первой жене. Не потому, что досадовал на нее или надеялся когда-нибудь вернуться к ней. Просто потому, что задушил и похоронил в себе воспоминания о Марте навсегда. К чему оживлять мертвые страницы своей жизни?
— Наш брак был, что называется, неравным. Для меня, безродного бедняка, она была завидной партией, потому что происходила из богатого и знатного рода. Сколько аристократов добивались ее руки, обещая золотые горы, но она выбрала меня, чем, естественно, вызвала кривотолки.
— Как вы с ней встретились?
— На вечеринке. Она была с молодым человеком. Но он не очень-то уделял ей внимание, все заигрывал с другими девушками. Мы сидели рядом. Разговорились о книгах, да так увлеклись, что позабыли обо всем. Вокруг танцевали, а мы говорили о любимых произведениях. Оказалось, вкусы наши совпадали. Потом она сказала, что это самый приятный вечер в ее жизни, и дала номер своего телефона.
Спустя некоторое время я ей позвонил. Мы встретились. Раз, другой. «Я хочу увидеть, где ты живешь», — как-то заявила она. Мне не хотелось везти ее к себе. Мы жили в жалкой лачуге. Но она настояла. С каким трудом ехала ее роскошная машина по узким и пыльным улочкам нашего поселка! Увидев мой дом, она воскликнула: «Так ведь помимо книг у тебя ничего нет». Помню, я ответил ей тогда, что это самое большое богатство в мире.
Не знаю, сколько дней прошло. Однажды она снова приехала и увезла меня к себе. Познакомила с родителями. Когда мы беседовали, ее отец спросил о моем отце. «Вы его не знаете», — ответил я. «Как?» — удивился он. «Он не имеет ни титулов, ни званий. Он бедный крестьянин», — сказал я, чтобы закрыть эту тему. Стали говорить о политике. Он рассказывал, как много сделал для страны, для народа. «Что ты думаешь о сегодняшнем политическом положении?» — поинтересовался он, словно прощупывая меня. «У нас происходят радикальные изменения», — ответил я. «Какие же именно?»
Я стал говорить о земельной реформе, о ликвидации неграмотности, о развитии образования. Выслушав меня, он сказал: «Ничего-то ты не знаешь. Такой же пустомеля, как и все молодые. Вы хотите одним ударом уничтожить тот мир, который мы с таким терпением и мудростью создавали веками. Вы не понимаете ни своей страны, ни ее народа. У вас нет никакой основы. Вы, безродные, плаваете по поверхности, как коровий навоз». Я вспылил. «Почему мы не знаем страны? Знаем! Чтобы понять, что в нашей стране кучка феодалов эксплуатирует массы крестьян, не требуется проводить глубокие исследования. Это очевидно», — пытался я спорить.
«Дочь обучала мать рожать, — услышал я в ответ. — Я больше тридцати лет на высоком государственном посту, закончил Оксфорд, специализировался по политэкономии. Ты вот говоришь о крестьянах, а сам не знаешь, сколько у нас в стране различных видов землевладения и землепользования. Меня огорчает, что наша страна, которая подавала столько надежд, попадает в руки таких, как ты. Все мои старания на благо страны пошли прахом, вот что печально!» — кричал отец Марты. Я тоже вошел в азарт. «Что же тут печального, ваше превосходительство? Каждое поколение служит своему времени, и старое по законам развития должно уступить место новому». Лишь только я произнес эти слова, как сразу же понял, что сейчас меня выдворят. Это был уже не спор, а ругань, где не хватало только палки. К счастью, вмешалась Марта, а то неизвестно, чем бы кончился наш разговор.