Сирак подумал о том, что человек ни при каких обстоятельствах не желает думать о том, что смерть неминуема. Не допускает эту мысль в свое сознание. Он вспомнил своего седовласого Агафари. Ведь старик ничем не отличается от других людей. Каждый живет надеждой на лучшее и стремится отдалить свой конец. Да и сам Сирак разве не похож на своего героя? Он даже вздрогнул от неожиданности. Только теперь он понял, что мысли Агафари были его мыслями. И ему стало не по себе. В это время нищий слепой громко произнес:
— Братья мои, на этом свете нет ничего страшнее, чем прожить в вечной темноте. Не приведи господь! Прожить в вечной темноте и вечном страхе! Видеть своего врага и вступить с ним в бой — это не страшно. Намного страшнее не видеть ни равнин, ни пропастей и во всем зависеть от поводыря.
Сирак посмотрел в пустые колодцы его глаз и спросил:
— Отец, с каких пор вы не видите свет божий?
А сам подумал при этом: «Если человек не видит луч восходящего солнца, красоту вечерних часов, сверкание звезд, сияние полной луны, улыбки людей, красоту природы, разве это жизнь? Как же надо зрячим уметь ее ценить!»
— С раннего детства, — отвечал слепой, — когда я был еще младенцем и питался молоком матери. Оспа сделала меня слепым. И вот я ползаю во тьме уже шестьдесят лет. На том месте, где я всегда сижу и прошу милостыню, прошло сорок лет моей жизни. Когда я впервые сел у дороги, там жил француз месье Терет[65]. Кстати, именно тогда наш квартал стали называть Кварталом Преданий. Если бы в те времена с болезнями воевали, как сегодня, тьма не поглотила бы меня. Но что делать?! Само время было слепым.
— А как вы чувствуете природу, как ее представляете? — спросил Сирак старика, высказав давно мучивший его вопрос.
— Сын мой, разве можно тосковать по стране, где ты не бывал? Мой свет — это вы, зрячие. Свет человека есть человек, — сказал он задумчиво. — Не только свет, но и спасение.
— А разве вы не боитесь? — спросил Сирак.
— Чего? — не понял слепой.
— Тьмы?!
— Нет, я ведь не умер со страха. И разве я не живу, преодолевая все тяготы жизни?
Сирак подумал о том, что у него самого нет такой силы духа, как у этого несчастного. Он не успел ответить слепому, потому что господин Бырлие закричал:
— Да здравствует тряпье нашей округи, оно дает мне жизнь! А вы замолчите, заклинаю вас революцией и Дергом!
Все рассмеялись, а тетушка Алтайе, поджав губы, тихо сказала:
— О господи! Могила, видно, теплее, чем такая жизнь. Господин Бырлие не унимался.
— А ты что молчишь? — привязался он к Мандефро. — Прославляй свой костыль!
— Долой реакционеров! — раздалось в ответ.
— Ишь ты, какой передовой! — не отставал господин Бырлие.
— Славь свои лохмотья и сиди спокойно! — отрезал Мандефро.
— И то правда. Хоть бы раз в жизни повезло мне сшить что-нибудь из новой ткани! Только и знаю, что перешиваю обноски для всей округи. До чего ж надоело! Устал. Вчера, сегодня, завтра… каждый день одни лохмотья, — сказал он с досадой.
Беккеле грустно слушал его.
— Да кто же в нашем районе может сшить себе новое платье? — сказал он. — Кто, скажи? Или ты не понимаешь, что здесь живут бедняки из бедняков? Но ты не волнуйся. Наступит время, когда люди станут жить лучше и будут шить одежду из новых тканей. Между прочим, я привез жене и сыну из Асмары немного ткани. Как-нибудь зайду к тебе, — сказал он господину Бырлие, — и ты сошьешь кое-что для нас и для моего сынишки.
В это время появилась жена Сирака. Впереди нее шествовала с мэсобом в руках, покрытым красной накидкой, Вубанчи. Все сразу замолчали и привстали в знак приветствия.
— Ради бога, не беспокойтесь! — смутилась Цегие.
Слепой, услышав ее голос, приветливо сказал:
— О, пришла Цегие — Дева Мария, мать бедняков!
Цегие поздоровалась с Беккеле, спросила, где он воевал, и, услышав, что он снова отправляется на северный фронт, стала причитать:
— Да что ж это такое?!
— Я исполняю свой долг, — был ей ответ.
— До каких же пор…
— Пока не одержим победу, — снова спокойно сказал Беккеле и, указав на сидевшего рядом Сирака, добавил: — Вот об этом мы с ним и говорили. В такое трудное время каждый на своем посту должен выполнять свой долг перед родиной, перед революцией. В том числе и писатель!
Цегие бросила взгляд на мужа, потом на Беккеле.
— Я не успел сказать вам, — продолжал Беккеле, — что я познакомился с вами раньше, через ваши книги.