Цегие не выдержала и прервала его:
— Вот ерунда-то! Господи, опять о книгах! Что толку в том, чтобы пачкать бумагу!
— Не говорите так, госпожа, — возразил Беккеле. — Быть писателем — великое дело и очень уважаемое, оно требует таланта и особого терпения. Ваш муж потратил столько сил, чтобы описать для потомков жизнь несчастных и обездоленных. Его надо поддерживать. А вы что говорите?
— Слышишь? — взглянув на жену, сказал Сирак.
Но Цегие, словно копьем, пронзила его недобрым взглядом своих огромных глаз и, не желая продолжать разговор, обратилась к Беккеле:
— Поздравляю тебя с возвращением в родной дом, брат мой. — Потом отошла и села рядом с тетушкой Алтайе.
— Что это ваша жена так невзлюбила литературу? — спросил Беккеле Сирака.
— Долги поссорили ее с книгами.
— Долги? За издание?
— Да. Едва сводим концы с концами.
— Я не знал писателя, который бы не имел долгов. Когда я работал в типографии, все они были ее должниками, — сказал Беккеле, покачав головой. — Но отчаиваться нельзя. Напротив, нужно держаться. Особенно теперь, когда время подает большие надежды. Надо создать писательскую организацию, — сказал Беккеле.
— Мы пытаемся это сделать. Но нам необходима помощь государства. Главные наши трудности в отсутствии издательств. — Сирак глубоко вздохнул и продолжал: — А лично мой самый сложный вопрос жизни — это отношение жены к моему делу. Как только заходит речь о моих книгах, у нее буквально рога от злости вырастают, она насмешничает, попрекает долгами, настаивает на том, чтобы я бросил писать и занялся чем-нибудь другим. Когда я ей объясняю, что это мое призвание, предназначение, а не средство получения доходов, она взрывается. Так и живем в постоянных скандалах.
— Действительно, непримиримое противоречие, — улыбнулся Беккеле.
Сирак мельком взглянул на Цегие и продолжал:
— Да, такое противоречие между мужем и женой старо как мир. Еще Сократ страдал от того, что жена не понимала его. «Ты ведь не глупее своих друзей и мог бы жить в благополучии, как они. Так почему же ты босой в лохмотьях, подобно сумасшедшему, бродишь по дорогам со своими проповедями?» — докучала она ему днем и ночью. А Маркс! Как скромно он жил! Но жена понимала его и стойко переносила жизненные невзгоды, помогая ему во всем.
Между призванием и жизнью всегда возникает конфликт. С одной стороны, человек, который имеет призвание, должен уметь поступиться не только удобствами, но, если необходимо, пожертвовать и самой жизнью. А с другой стороны, люди, наделенные талантом, главным образом думают не о себе, а о тех, кого любят, об их довольстве. Но если писатель начинает думать о жизненных благах, он становится зависимым от них, начинает торговать своим талантом.
Я не хочу сказать, что люди творчества не нуждаются в деньгах. Но писатель ни при каких обстоятельствах не должен писать ради денег. Творчество — не товар, а предназначение человека.
Беккеле слушал Сирака очень внимательно.
— Всякое призвание, — сказал он, — требует решимости идти до конца. Ваша жена должна это понимать. У вас должна быть общая цель жизни. И ваша борьба, каковой бы она ни была, должна стать и ее борьбой. Разве не так?
Сирак согласно кивнул и попросил:
— Попробуйте ей все это объяснить!
— Попытаюсь… за ужином, — пообещал Беккеле.
Подали ужин. Беккеле завел разговор о литературе, о писателях, которые защищают угнетенных, помогают народу осознать себя, участвуют в ходе исторических событий. Он говорил о том, что для воспитания нового человека, который будет жить завтра, писатели делают очень много. Освещая путь другим, они сами часто сгорают, как свечи. Беккеле горячо говорил о том, что о талантливых людях надо заботиться, надо беречь их.
— Я сам мечтал стать писателем, — вдруг добавил он. — Мне кажется, что в сердце каждого человека живет эта мечта. Но для того чтобы стать писателем, нужно иметь талант, а он дается немногим.
Цегие слушала молча, и Сирак с нетерпением ждал, что она скажет. Конечно, он не очень-то верил, что от слов Беккеле жена по-иному взглянет на их отношения, но он знал, что порой именно случайные обстоятельства, а вовсе не важные события в корне меняют жизнь.
Сирак шел домой и чувствовал, что он иначе думает теперь о себе и о своей жизни. Казалось, обнажились те стороны его существа, которых раньше он не видел.
Впервые, может быть, он задал себе вопрос, есть ли в нем самом те черты: смелость, скромность, любовь, преданность, правдивость, прямота, самопожертвование, — которые он хочет видеть в своих героях?