— Надеюсь, я не долго заставила тебя ждать. — Лицо ее было ясным, настроение под стать солнечному дню. От нее исходил аромат дорогих духов. И одета она была как всегда со вкусом: элегантные белые брюки контрастировали с черной кофточкой. Глубокий вырез приоткрывал упругую девичью грудь.
Деррыбье никогда не видел ее в платье и спросил, почему она всегда носит брюки. Они входили в театр и разговаривали непринужденно, будто знакомы давным-давно.
— Не думай, что брюками я скрываю кривые ноги. Совсем нет. Просто так надежнее, — сказала она с улыбкой.
Деррыбье недоуменно поднял брови. Она засмеялась:
— Не хочу вводить в искушение вашего брата, мужчину.
Шутка ему не понравилась. Он почувствовал грубоватый намек.
Они прошли в зал. Сели.
— Будешь? — Фынот протянула ему пластинку жевательной резинки. — Да не обижайся ты. Многие мужчины, когда встречаются с женщиной, сразу же думают о постели. Им и в голову не приходит, что между мужчиной и женщиной могут существовать какие-то другие отношения. Разве нельзя просто дружить? Испорченное общество… Женщина для большинства — лишь средство удовлетворения похоти. Какое убожество! И не подумают, что она тоже человек. Что у нее есть свои взгляды, свои представления, которыми она хотела бы поделиться с мужчиной. Но мужчина ждет от женщины только одного. Он видит в ней только любовницу… Зла не хватает, когда я об этом думаю. Вот и надеваю брюки… — Она помолчала. — Знаешь, что произошло со мной однажды? У нас на работе был один очень симпатичный человек, весельчак. Анекдоты рассказывал — все со смеху помирали. Особенно здорово изображал индусов, арабов, гураге[23] — их манеру говорить, жесты, походку. Мне всегда нравились его остроты. Однажды он пригласил меня в кафе «Фламинго». В тот вечер он был в ударе, так и сыпал каламбурами. Весело с ним было. Потом я спросила, почему он все время шутит. «Да что за жизнь без смеха? Нам, эфиопам, надо привыкать смеяться над собой. Ну а я смехом спасаюсь от одиночества, опостылевшей работы, надоевшего окружения». Вот так, а мне казалось, что он балагурит просто потому, что всегда в хорошем настроении. Мы посидели, выпили кофе, и он пригласил меня к себе. Дом у него роскошный. Он показал мне все комнаты. В спальне включил бра, поставил на проигрыватель пластинку. Потом подошел к двери и — щелк, а ключ в карман. Снял пиджак. «Ложись», — говорит. «Ты что, шутишь?» — Я чуть не закричала от такой наглости. «Нет, вполне серьезно». — Схватил меня за руку и толкает к постели. Стал меня обнимать, целоваться лезет, а сам дрожит от возбуждения. Я его оттолкнула: «Перестань! Ведь я хотела только твоей дружбы», — но он, по-моему, не понял ничего, просто решил, что я ломаюсь. Спасибо еще, он оказался все-таки довольно порядочным человеком. Другой на его месте не отступил бы, добился бы своего. И это называют любовью? Заставить женщину страдать, унизить ее — вот и вся ваша доблесть. Эх вы, мужчины!
— А женщины? — перебил ее Деррыбье.
— Женщины не применяют силы. Они склоняют мужчин к близости, ставят им ловушки, из которых тем уже не выбраться. Женщины пользуются своим испытанным оружием — красотой. Да, они тоже хороши. Тоже преследуют свои цели в отношении мужчин. Ведь им нечего разделить с мужчинами, кроме своего тела. Отсюда все эти связи. Безнравственно это.
Поднялся занавес. Сцена была залита ярким светом. Деррыбье даже зажмурился.
— Нравится? — спросила Фынот.
Он кивнул.
— И мне нравится. Я люблю театр. Здесь все как в жизни. А ведь жизнь и есть большая сцена. Только она не имеет декораций, она пуста, как и сама жизнь.
Пьеса еще на началась. Перед спектаклем было выступление певцов и музыкантов. Оно напоминало детскую игру, шумную и бестолковую. Раздражали неуклюжие движения артистов, громкие невыразительные голоса. В общем, ансамбль был дилетантским, и Фынот подумала: «Когда же у нас будут обходиться без таких сомнительных приманок?»
Когда музыкальная часть окончилась, Фынот шутливо потерла уши:
— Ну, как тебе этот грохот?
Деррыбье продолжал смотреть на свет рампы.
— Да ничего, — ответил он серьезно.
— Ну что ж, я рада за тебя. Говорят ведь, о вкусах не спорят. Кому что нравится.
«Неплохо хоть немного приобщить его к искусству. Он эстетически совсем неразвит». — У нее появилось какое-то непонятное чувство к Деррыбье.