Тыгыст ничего не ответила мужу. Раньше… О, сколько б она наговорила ему раньше! Бывало, умоляла, угрожала, совестила: «Из-за тебя я иссохла, не знала ни дня радости, никогда не была прилично одета, всю жизнь из-за тебя я терпела унижения. Какая участь… Пасть так низко! Как я живу? Заперта в доме. У меня даже платья и туфель нет, чтобы выйти в город. Жена-затворница. Я ведь еще совсем молодая, а выгляжу старухой…» Все это она сказала бы раньше, увещевала бы его, уговаривала бы ладить с начальством и подчиненными, бросить пить, быть повнимательнее к ней. Но не сейчас! Она давно поняла, что он человек конченый. Горбатого могила исправит. Она сдалась. Но ведь она любила… и прощала ему все. Смирилась.
Как ни странно, именно эта покорность больше всего бесила Гьетачеу. Он приходил домой пьяный, едва держась на ногах, а она встречала его ласково, заботливо спрашивала: «Как ты добрался, мой дорогой? Ты, наверное, голоден? Вот, я приготовила твое любимое жаркое». Он валился на кровать, что-то бормоча. Она раздевала его, терпеливо укрывала одеялом, поправляла подушку. И ни слова упрека. Поутру ему казалось, что ее любовь и уважение к нему иссякли. «Если я подохну, ей наплевать», — думал он. Тяготился этой мыслью и снова напивался. Так прошло какое-то время, и он почувствовал, что Тыгыст не просто не сопротивляется его пороку, но продолжает любить и уважать его. Между ними снова восстановилось согласие. Ведь никто, кроме жены, не мог понять его. А он продолжал жалеть «слепой и глухой мир, в котором так много нелепости».
Увидев, что он качается, словно тростник на ветру, Тыгыст предложила:
— Сядь, может, поужинаешь? — Говорила она медленно, четко произнося каждое слово, точно боялась, что смысл сказанного не проникнет в его затуманенный алкоголем мозг. Несмотря на страшную худобу, ее фигура и лицо еще сохраняли следы прежней красоты.
Гьетачеу вынул сигарету, закурил, глубоко затянувшись.
— Есть не хочу, а вот выпить дай! — приказал он.
Ему ни в чем не было отказа. Тыгыст привыкла выполнять каждую его прихоть. Но на этот раз она не спешила подчиниться.
— Оглохла, что ли?
Ему временами казалось, что люди перестают его слышать. Это вызывало в нем раздражение. «Этот слепой и глухой мир!..» Тыгыст знала, что он не ел целый день, потому сначала принесла жаркое и лишь потом достала из буфета полбутылки виски.
— Женщина, что с тобой случилось? — вскинулся он. — Это стрельба так на тебя действует? Я же сказал: есть не буду!
— Поешь, милый, — мягко, но настойчиво проговорила она.
Он с трудом добрался до стула. Мутным взглядом посмотрел на полки с книгами. Их он считал своим богатством и гордился ими. Гостиная больше была похожа на библиотеку. Дрожащими руками он налил полстакана виски, добавил минеральной воды и выпил залпом.
— Не могу уснуть. Есть же на свете счастливые люди, которые засыпают быстро, — пожаловался он.
Когда он пил много дней подряд, его мучила бессонница. Он страдал физически и морально. И пил, пока не валился с ног или пока хватало спиртного.
Тыгыст с трудом сохраняла внешнее спокойствие. Сегодня она была сама не своя. Неосознанный страх владел ею. Жутко было от беспрерывной стрельбы на улице. Чтобы как-то отвлечь себя от тревожных мыслей, она сказала:
— Звонила твоя сестра.
— Что ей надо? Не удалось прибрать к рукам мои земли, что ли? — Слова, казалось, застревали у него в горле.
Между ним и сестрой никогда не было взаимопонимания. Госпожа Амсале восхищалась его гордостью, великодушием, умом и талантом. «Ах, если бы он не пил, — говорила она, — то многие ему в подметки не годились бы. — И тут же вспоминала его упрямство: — Уж если он что-то решит, вцепится зубами, ни за что не отпустит. Зверь, да и только. И от одной матери бывают разные дети!» Она считала брата эгоистом, мрачным затворником и ставила в пример свою щедрость и доброту, внимание к родственникам. Гьетачеу не очень-то привечал свою сестру, нередко с пренебрежением отзывался о ней. Госпожа Амсале обижалась на брата. «Делать ему нечего, вот он и охаивает родственников», — жаловалась она знакомым. Когда Гьетачеу бывал трезв, он относился к сестре благожелательнее. Ему нравилось, как она готовит. Он приходил к ней в гости и за уставленным яствами столом добродушно говорил: «Золотые у тебя руки, сестра. Угостить умеешь, как никто».
Не услышав ответа Тыгыст, он повторил:
— Что, не удалось ей захватить мои земли? Чего звонила?
Тыгыст знала, что Гьетачеу ждет от нее определенного ответа, а потому молчала. Он с сестрой в наследство от отца, фитаурари Ешоалюля, получили 30 гаша[25] земли и должны были разделить их пополам. Госпожа Амсале лишь иногда посылала брату зерно и овощи, но земли ему не дала ни одного гаша, опасаясь, что он все пропьет. А он и не требовал своей доли. Земельные угодья его ничуть не интересовали. Он признавал лишь те блага, которые человек приобретает своим трудом, а не получает по наследству. Когда его знакомые, которые унаследовали от родителей богатые поместья, угощали его виски, он презрительно отказывался. «Вы, как фашисты, пьете не виски, а кровь своих крестьян. Ваши деньги заработаны на их костях», — гневно говорил он, чем приводил их в замешательство. Нередко его острый язык становился причиной скандалов.