Госпожа Амсале не будет звонить просто так. А не имеет ли она отношения к . . .? Или сама что-нибудь затевает? Подозрительно все это. Столько совпадений! Убийство Лаписо, анонимки с угрозами, звонок Амсале. Как настойчиво она приглашала к себе. А предложение дать денег взаймы на машину? Уж это совсем на нее не похоже. Тут явно нечисто. В дверь постучали.
— Войдите!
Это были журналисты из Министерства информации.
— Вот это сюрприз! Мы как раз только-только говорили с товарищами, что хорошо бы пригласить представителей прессы к нам в кебеле. Проходите, проходите. — Деррыбье встал им навстречу. Выйдя из-за стола, пожал каждому руку.
Их было четверо. Один из них, усаживаясь на предложенный стул, сказал:
— Разнеслась весть, что тебя выбрали председателем кебеле. Вот и решили зайти. Как же, все-таки коллега. В одном министерстве работаем.
— Я очень рад. Садитесь, товарищи. — Деррыбье пододвинул им стулья. Он не был с ними близко знаком, хотя встречал в министерстве.
Тот, у которого лысина начиналась со лба, с красным лицом, опухшими от ареки глазами и сиплым голосом, был известным скандалистом. Его личное дело распухло от выговоров и предупреждений. Начальство терпеть его не могло, но выгнать с работы почему-то не решалось. Видно, кто-то его опекал. Рядом с ним сидел широколицый длинноволосый худой юноша. Этот тоже любил выпить, но открытых конфликтов с начальством избегал. Сейчас он сидел смирно — этакий прилежный репортеришка, пришедший по заданию газеты, — и стрелял шустрыми глазами по сторонам. О третьем газетчике говорили, что он толковый парень, хорошо пишет, но слишком неравнодушен к женщинам, просаживает на подружек все жалованье и потому вечно сидит без денег. В министерстве, наверно, не найдется ни одного человека, у кого бы он не брал денег в долг. Ну а если ему кто-либо отказывал, он начинал обливать грязью этого человека. Он был известен как большой сплетник. Любил бахвалиться своими знакомствами. Только и слышишь от него: вчера я провел вечерок с таким-то и таким-то — и называет при этом имена членов высшего армейского руководства. Кое-кто ему верил. Четвертым был пожилой мужчина с густой сединой в волосах, смуглый, рыхлый, напоминающий евнуха. Он все улыбался, поблескивая золотыми коронками на передних зубах. Это был заядлый спорщик. Если он начинал спорить по какому-либо вопросу, то с ним лучше было не связываться. Хотя он и считался ветераном журналистики, статьи за его подписью трудно было найти в прессе. Довольно склочный и задиристый, он часто выступал в дискуссионных клубах, где почем зря поносил начальство, видимо полагая, что именно этим способствует прогрессивным переменам. В министерстве его злого языка боялись как огня.
Обладатель сиплого голоса спросил Деррыбье:
— Говоришь, хотели пригласить газетчиков? Что, интересный материал есть?
— Заместитель мой, командир отряда защиты революции нашего кебеле, убит анархистами. Сегодня будем хоронить. Вот мы и подумали: хорошо бы осветить этот случай в прессе, показать, как враг бьет из-за угла. Лучшие люди гибнут. Вот на таких примерах и нужно воспитывать массы.
Юноша с широким, словно сито, лицом уверенно сказал:
— Дельное предложение! Надо будет позвонить в министерство, чтобы прислали фотографа, кинооператора.
Его перебил златозубый:
— Вообще-то мы пришли по иному поводу. Хотим обсудить с тобой кое-какие важные проблемы. Ты знаешь, бюрократия заела. Никакой жизни. Возьми хотя бы наше министерство — просто безобразие, надо принимать меры, пока не поздно. Мы уже говорили об этом с Вассихоном. Он обещал помочь, да не успел… Теперь-то мы в курсе, чем он занимался…
— Да говори конкретнее, — нетерпеливо вмешался охотник до женщин, который вечно в долгах. — Значит, так. Почему бы тебе, Деррыбье, не стать председателем нашего дискуссионного клуба? Парень ты энергичный, хватка у тебя есть. Наше учреждение необходимо чистить, ты лучше нас об этом знаешь. Да разве такое под силу было Вассихону? Ну а ты справишься. Мы повязаны по рукам и ногам реакционерами-бюрократами…