Тогдашний министр информации был вне себя. Утром его вызвали в Юбилейный дворец, резиденцию императора, и задали хорошую взбучку. Приближенные к императору вельможи, размахивая перед его носом газетой с крамольной статьей, кричали: «Послушай, ты, сын бедняка! Мы что, поставили тебя во главе Министерства информации, чтобы ты все это публиковал в нашей газете?» Министр не знал, что ответить. Стоял перед ними навытяжку и хлопал глазами, пока его разносили в пух и прах. Тогда он, жалея самого себя, подумал, что сидеть на его посту — это значит уподобляться куличу в печи: и снизу жарит, и сверху парит, и по бокам печет.
Разъяренный разносом во дворце, он вызвал к себе Иова и сказал ему, что всякому терпению приходит конец, что статья его безответственна и вредна и что сам он больше не может работать в министерстве. Никакие попытки Иова оправдаться не возымели действия — министр выгнал его. Иов пошел в ближайший бар и напился до бесчувствия. Только поздно вечером друзья приволокли его домой.
Там они застали жену Иова в страшном волнении — она металась по комнатам и кричала: «А дети? Дети? Лучше мне умереть. Что с детьми?» — «Дети?» — недоуменно переглянулись они и положили бесчувственного Иова на кровать. «Ушли утром в школу и еще не вернулись. О, мои дети! Лучше мне умереть! Он не привез их из школы!»
После небольшой перебранки друзья Иова кое-как успокоили ее, спросили, в какой школе учатся дети, и отправились на поиски.
Через час они привели продрогших, голодных ребятишек — нашли их в домике школьного сторожа. Дети были испуганы, крепко держались за руки, в страхе прижимаясь друг к другу. Увидев мать, они бросились к ней. «И зачем только я родила вас? Лучше мне умереть! Какое горе! Мне даже накормить вас нечем, — причитала она, обнимая детей. — Но я достану денег, потерпите, мои дорогие. Я скоро вернусь и принесу чего-нибудь поесть». С этими словами она накинула на себя лучшее, что у нее было из одежды, и выбежала из дома. Темнота укрыла ее.
Иов очнулся часа через два. В доме было тихо. Он оглядел покрасневшими глазами комнату. Дети, свернувшись калачиком, спали на диване. Голова раскалывалась от боли. Он встал. Пошатываясь, обошел комнаты. Жены нигде не было. До него наконец дошло, что с ним произошло. Нет, так жить нельзя. Он вышел во двор. Под руку попался большой нож. Иов вернулся в спальню. Вздохнул глубоко и закрыл глаза, приготовившись убить себя. «Мама, есть хочу», — послышался голос младшего из детей. Нож выпал из руки, Иов словно опомнился. Посмотрел на ребенка. Тот лежал на диване и смотрел на отца широко раскрытыми глазами. «Больше я пить не буду. Никогда», — поклялся себе Иов…
— Что с тобой? — спросил Гьетачеу.
Иов вздрогнул, точно его разбудили, и ответил со вздохом:
— Хо-хо-хо. Я думал о прожитых понапрасну пятидесяти годах. Как все же коротка наша жизнь!
— Да. — Гьетачеу прислушивался к стрельбе. — Жизнь коротка, особенно на этой неделе.
— За короткую жизнь! — провозгласил Иов, поднимая чашку чаю. — Я сегодня пришел сюда, чтобы отметить тот несчастный день, когда родился.
Гьетачеу, как бы рассуждая вслух, сказал:
— Суета все. День проходит за днем и забывается, как новости, за которыми охотится наш брат журналист. То, что привлекало всеобщее внимание вчера, сегодня уже никого не интересует. — Он повернулся к Хабте, который потягивал пиво. — Ну-ка скажи, какие сегодня новости?
— Ничего сенсационного, — отозвался тот. — Человек на собаку не бросился. Никто не покончил жизнь самоубийством, сиганув вниз головой со здания типографии «Бырханна Селям», никто не врезался на машине в памятник абуны Петроса[38], никого нигде не изнасиловали. Засуха на новости. — При этом он многозначительно посмотрел на лозунг над дверью лавки гробовщика.
— Типично буржуазный взгляд на журналистику! А стрельба во всех районах города? Или ты ее не слышишь? Это ведь и нас касается. Опять же, разве не идет война на востоке, юге, севере?
— О, это классовая война…
Гьетачеу подумал, что Хабте шутит.
— Ты хочешь сказать, что классовая война — это не новость?
— Какая же это новость? Это жестокая схватка. Без агитации и пропаганды тут, разумеется, не обойтись. Борьба нужна, а новости нет. Понял? И хватит! Больше о политике мне не говори. Я не знаю линии, которой ты придерживаешься. — Затем скороговоркой, гримасничая, произнес: — «Сплетни кончили собирать, лживые бредни распространять, над народом издеваться, в газетах ругаться, по телевизору хамить, а по радио чушь говорить».
38
Абуна (епископ) Петрос — национальный герой Эфиопии, погибший от рук итальянских фашистов.