Но остановить инженера ему не удалось:
— О, как вы были бы счастливы, если бы могли пить землю! Газета, для которой вы пишете, пропахла алкоголем. Слово «хаос» — хорошее слово. Вы все стали экспертами по беспорядку. Что, не нравится? Возможно, мне не стоило всего этого говорить. Что толку от разговоров? Еще раз повторяю: я прикрываю свою контору. Пусть начальники, на которых возложена ответственность за дело, крутятся как хотят, раз они не могут обеспечить дисциплину труда! Да воздастся им должное!
— Вокруг борьба, столкновения враждебных сил, катаклизмы. Тебе не кажется, что нужно как-то приспосабливаться? Мир не стоит на месте. Изменение — закон природы. А мы этого не учитываем, закоснели в предрассудках, — сказал Гьетачеу.
— Так уж и закоснели! — фыркнул Табор, а Хабте, в упор посмотрев на Ретту, глубокомысленно произнес:
— Сила трудящихся в политической сознательности. Ты же думаешь только о своих быррах. Трудящиеся победят!
— Ну и ну! Посмотрим, к чему приведет сознательность, когда я разорюсь и закрою свое дело.
— Ы-ыхо-хо, — грустно вздохнул башша Тырфе и вдруг горько заплакал. — Умереть бы скорее… дома отняли, все отняли… что за время наступило… о, этот несчастный мир… — причитал он всхлипывая.
Хозяйка поежилась, словно озябла. Сочувственно посмотрела на плачущего старика:
— Вот до чего довели человека.
Мэлькаму включил радио — передавали вечерние новости. Все притихли, стали внимательно слушать — должны были сообщить результаты лотереи. В программе не было ничего интересного — ни заявления правительства, ни какого-нибудь нового декрета, ни сообщений об арестованных, убитых или раненых… Наконец диктор назвал номера билетов, на которые пали выигрыши. Он медленно прочел эти номера, повторяя дважды каждый. Первым порвал и бросил на пол свой лотерейный билет Гьетачеу. Так же поступили и другие.
— Хоть бы соболезнование выразили. В этой лотерее, наверно, никто не выигрывает! — Гудетта был очень разочарован.
— Ныне соболезнования не выражают, только принимают меры, — сказал Хабте и кивнул в сторону лозунга над лавкой гробовщика.
Башша Тырфе заорал:
— Дураки! Прошли те времена, когда благородные люди выигрывали.
Гьетачеу повернулся к Мэлькаму:
— Не иначе святой Габриэль и святая Троица получили от кого-то взятку, которая больше того, что мы им обещали. Мы не выдержали конкуренции. — Он поднял стакан с виски: — За наше будущее! Если оно вообще у нас есть.
Ему ответил Табор:
— Наше будущее в руках Деррыбье.
— Тогда за здоровье Деррыбье. — Гьетачеу осушил свой стакан.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Для госпожи Амсале и ато Гульлята день выдался очень тяжелый. Исчезновение Хирут их так взволновало, что они и думать забыли о закопанном во дворе оружии, о Деррыбье и взаимных обидах. Они обзвонили всех родственников, близких и далеких знакомых дочери, долго бродили по городу в тех районах, где накануне стреляли, заглядывали в подворотни, расспрашивали прохожих, нищих у церквей — все тщетно.
В церквах они истово молились:
— Боже, убереги от беды Хирут, помоги нам найти ее целой и невредимой, мы пожертвуем тебе все, что у нас есть, — молодого быка, жирную овцу, расписной зонтик, деньги, золотые серьги, ожерелья, ладан, мирру, ткани, ковер, поставим в твою честь самую большую свечу!
На улицах им иногда попадались неубранные с ночи трупы. Госпожа Амсале, приближаясь к такому месту, еще издали начинала причитать:
— О, мои глаза не видят! О, моя безвременно увядшая роза! Моя доченька! — Она била себя в грудь, пронзительно голосила. Рыдания ее прекращались лишь тогда, когда она убеждалась, что мертвое тело — не Хирут.
Лишь к вечеру госпожа Амсале и ато Гульлят, проведя в напрасных поисках весь день, вернулись домой. У соседей справляли свадьбу. Были слышны песни, играла музыка, раздавались радостные возгласы. Смех у одних, слезы у других — две стороны жизни открылись им. Звуки свадебной песни действовали на них угнетающе. Госпожа Амсале опять заплакала. Ато Гульлят тоже не мог сдержать слез. Возле ворот их дома стояло несколько автомобилей. Гости приехали на свадьбу? Но ведь жених и невеста из бедных семей. Нет, оказывается, это съехались родственники госпожи Амсале и ато Гульлята. Услышав об исчезновении Хирут, они посчитали своим долгом навестить госпожу Амсале, успокоить ее. От их сочувственных слов страдающей матери стало совсем плохо. Она падала лицом вниз и перед стулом, на котором обычно сидела Хирут, и в коридоре, по которому ходила Хирут, и перед зеркалом, в которое смотрела Хирут. Рыдая, повторяла: