— Верните мне мою дочь! Мою розочку! Несчастный я человек!
Женщины не отставали от нее ни на шаг. Тоже громко причитали, били себя в грудь. Их стенания сливались со свадебными песнями и музыкой, доносившимися из соседнего дома. Стоял невообразимый гвалт. Так продолжалось довольно долго, пока наконец кто-то из мужчин не воскликнул:
— Ради создателя нашего, перестаньте хоронить девушку — ведь вы не знаете, что с ней случилось! Не гневите бога. Современная молодежь всегда пугает своих родителей: уйдут — и переживай за них, нет бы подумать о близких! Сколько раз такое бывало. Говорят же: «Если поссорился с господом, жди наказания палкой». Палка, которой нас наказывают, — наши собственные дети.
Его послушались. Страсти поутихли.
В то время, как все это происходило, Тесемма сидел в спальне. Ему было не по себе. Он знал, где Хирут, но сказать об этом родителям было невозможно. Позвонить Хирут, предупредить, что родители страшно переживают за нее? Но ведь она на конспиративной квартире ячейки ЭНРП — нет, нельзя. Он и себя раскроет, и подвергнет смертельной опасности сестру. Мучась от того, что ничего не может сделать, чувствуя, как уходит время и приближается опасная развязка, он метался по комнате, дергал себя за волосы. На память пришло выражение Хирут «играть в прятки с опасностью». Глупышка! Его словно червь дерево точила мысль: «Пора кончать, трус несчастный! Решайся, попытайся спасти себя и сестру. Докажи, что ты мужчина». Но его опять одолевали сомнения, он колебался. Так прошло довольно много времени. За стенкой слышались стенания матери. Вдруг его осенило: «Надо пойти к Деррыбье». Эта такая простая и естественная мысль словно окрылила его. Он выбежал из спальни.
С самого утра у Деррыбье не было ни одной свободной минуты. Надо было просмотреть бумаги и разобраться с теми, кого арестовывали в районе, принять меры по укреплению отряда защиты революции и сделать массу других дел — все они были неотложными и требовали немедленного решения. А тут еще одно за другим заседания, жалобщики, просители, телефон звонит без конца…
В первой половине дня хоронили Лаписо, тоже пришлось побегать. Деррыбье пришел с похорон выжатый как лимон. Со вчерашнего дня у него маковой росинки во рту не было. Хорошо еще, у одного бойца отряда защиты революции, такого же замученного и осунувшегося от недосыпания, нашлось немного поджаренных зерен нута[42]. Он поделился ими с Деррыбье. При этом проворчал:
— Надолго ли нас хватит в таких условиях?!
Деррыбье отправил в рот несколько зерен. Прожевал.
— Революцию делает тот, кто не жалеет своего живота. Нам ли пасовать перед трудностями?
— Это верно, — согласился боец.
— Да, товарищ, моя и твоя доля, доля всего нашего поколения — отдать себя целиком борьбе, но ведь это счастье — бороться за справедливость. Пользоваться плодами революции будут наши дети и внуки, но они и завидовать будут нам, нашей трудной судьбе. Сейчас еще много неразберихи, ничего не улеглось, не устоялось. Феодализм мы сокрушили, теперь нужно сделать так, чтобы к старым порядкам не было возврата. Ты не смотри, что не все идет так гладко, как хотелось бы. Настоящая борьба только начинается, это борьба за нового человека. И начинать необходимо с самого себя. Человек без твердых убеждений не может убедить другого… Еще нут есть?
Держи. — Боец протянул ему горсть зерен.
— Ты парень не промах. Запасся продовольствием. — Деррыбье смачно хрустел зернышками. — Когда у меня сводит живот с голодухи, я всегда вспоминаю свое детство, мать. Она умерла, отдав мне последний кусок. В нашем доме часто нечего было есть, тогда мама просто обнимала меня крепко и баюкала до тех пор, пока я не засыпал. Я так и вижу ее полные слез глаза. Маленький был, ничего не понимал, знай себе реву, когда голод донимает, еды требую. А ей-то каково?! Она, бывало, места себе не находит, иногда и шлепнет меня, если под горячую руку попадусь. Потом сама же себя казнит, ну а я реву еще пуще. Она из дома вон, к соседям — хоть чего-нибудь выпросить. Я сидел на пороге и ждал ее. Боясь на застать меня в живых, она возвращалась домой бегом, а я к ней навстречу выскакивал. Она никогда не возвращалась с пустыми руками — засохший кусочек инджера да принесет. И когда я с жадностью набрасывался на еду, глядя на меня, она снова плакала. Вот такая была у нас жизнь. Деррыбье глубоко вздохнул. — Так мы перебивались изо дня в день до тех пор, пока мама не слегла — заболела тифом. Больше уже не встала. Даже мой плач не мог ее поднять! Ох!.. И зачем я все это говорю тебе, сам не знаю. Вот на какие воспоминания голод наводит. Прекрасные зерна! — добавил он, дожевывая остатки нута.
42
Нут (или турецкий горох) — зернобобовая культура, широко распространенная в Эфиопии. Зерна нута употребляют как семечки.