Деррыбье замолчал. Слушавшие его люди одобрительно зашумели. Несколько старцев подошли, чтобы пожать ему руку. Кто-то даже обнял его и со словами: «Молодец, сынок, храни тебя господь» — поцеловал в лоб.
— Деррыбье, тебя к телефону! — крикнули из помещения.
— Пускай перезвонят. Я занят.
— Девушка какая-то. Назвалась Хирут. Говорит, у нее срочное дело.
Деррыбье вздрогнул. Хирут! Неужели сама позвонила? Не может быть. Наказав товарищам, чтобы старикам выдали расписки и проводили их с почетом, он поспешил к телефону.
— Я слушаю.
— Деррыбье?
— Да, Хирут.
— Ты узнал меня?
— Да, по голосу. Твой голос я всегда узнаю.
— Тебя не дозовешься к телефону. Загордился, председатель кебеле? Между прочим, поздравляю!
— Ну что ты! Просто я страшно занят. При чем здесь «загордился»? Я твой слуга навечно.
— Лучше скажи, что ты мой брат навечно.
— Нет уж, лучше слуга. Не хочу, что мы были братом и сестрой. Ты знаешь почему.
Хирут рассмеялась:
— Если ты не потребуешь слишком большого жалованья, я, пожалуй, тебя найму.
— От тебя я никогда не потребую жалованья.
— Так ведь задаром — это эксплуатация. Ты что-то начал говорить, как Христос, — намеками, — сказала она с издевкой.
— Кому надо, тот поймет, — парировал он и вытер платком выступившую на лбу испарину.
Хирут, как бы раздумывая, продолжала:
— Я дура. Правда-правда! И все потому, что я думаю только о себе. Я не понимаю чувств других людей. Однако жизнь — удивительная штука. Она нам раскрывает глаза. Знаешь, ты мне нужен по очень важному делу.
— Разве я не сказал тебе, что я всегда к твоим услугам? У меня слово крепкое. Говори, в чем дело.
— Это не телефонный разговор. Давай встретимся.
— Когда?
— Если можешь, сейчас. Или позже. В нашем магазинчике.
— Твоя матушка утром звонила, тоже хотела срочно со мной встретиться. Но, знаешь, у меня нет ни одной свободной минуты. Мне кажется, она обиделась. Вот и сейчас мне надо идти на собрание. Ты чего замолкла, Хирут? И ты обижаешься?
— Чего мне обижаться? Я сама во всем виновата. Ладно, не буду тебя отрывать от важных и срочных дел, — разочарованно протянула она.
— Погоди, я что-нибудь придумаю. Веришь, дух перевести некогда. Правда, клянусь… Между прочим, я сам хотел бы встретиться с вами. С тобой и Тесеммой.
— Зачем мы тебе нужны?
— У меня есть к вам серьезный разговор. И с вашими родителями надо бы переговорить. Вот со временем только туго.
— А в чем дело?
Он уловил в ее голосе испуг и растерянность.
— Что с тобой? Мне показалось, у тебя изменился голос. Ты чем-то напугана?
— Тебе почудилось.
— Хорошо, встретимся вечером.
— Во сколько?
— Что-нибудь около девяти. Только не в магазинчике, а у вас дома. И тебя с Тесеммой, и ваших родителей увижу.
— Я не могу в девять… Потому что… — Она запнулась, подыскивая подходящую причину. — В общем, не могу. Да и тебе вечером не стоит ходить по улицам.
— Да что ты, опасность миновала. Прошли времена страха. Сейчас мы атакуем.
— Возможно. Но я сегодня вечером никак не могу.
— Хорошо, как только кончится собрание, я позвоню тебе.
— Лучше я сама позвоню тебе, когда будет удобно. Не затрудняй себя. Пока! — И, не давая ему возможности ответить, положила трубку.
Хирут звонила Деррыбье с конспиративной квартиры ячейки ЭНРП. Лаике и Теферра стояли рядом.
— Вы слышали, что он мне сказал? — Она повернулась к Лаике.
— Что именно? — поспешно спросил Теферра. Он заметно нервничал. Ему не терпелось уйти отсюда, выбраться из этого душного подвала, не видеть этих людей. Но уйти он не мог — Лаике не отпустил бы. А вдруг в районе облава? Уже несколько раз в лавку заглядывали вооруженные люди. К счастью, ничего подозрительного им на глаза не попалось. Выпив стакан минеральной воды, купив сигареты, они уходили. Но вести себя нужно было очень осмотрительно.
— В девять вечера он хочет увидеть меня, Тесемму, мать и отца, одним словом, всех нас вместе. Зачем?