Лаике хохотнул:
— Вероятно, наш герой собирается в присутствии стариков сделать тебе предложение.
— С него станет, — мрачно сказал Теферра.
— Да нет же, я вам говорю. Это западня. Он хочет арестовать всех нас. Я разгадала его хитрость.
Лаике отмахнулся.
— Бред! Этому простофиле и в голову не придет ничего подобного. Влюбился он в тебя, вот и все. Жениться хочет. Мне совершенно ясно. Зря ты отказалась. Могла бы заманить его в ловушку. Нет мужчины, который устоит перед красивой женщиной. Особенно у нас. Провалиться мне на месте, если это не так! Он будет бегать за тобой как собачонка.
В этот момент в подвал спустился бритоголовый парень:
— Похоже, облава. На улице большой отряд.
Все переглянулись.
Лаике глубоко затянулся сигаретой с гашишем и отбросил в сторону окурок.
— Видно, сегодня нас не оставят в покое. Донес, что ли, кто-то? Так и рыщут в округе. Эй вы, там, потушите свет. Соблюдать тишину!
В подвале стало темно и тихо.
— Ну вот, начинается, — прошептала Хирут. В предчувствии опасности ее сердце учащенно забилось.
— Не бойся, они скоро уйдут. Сколько бы ни рыскали, нас им не найти. Разве что в нашей группе появился предатель… — Лаике пристально и внимательно посмотрел на Хирут. — Все-таки где твой брат? Ты мне солгала! Я думаю, что твой брат не болен. Ведь эфиопам нельзя верить, я и себе не верю. Мы — народ, живущий с маской на лице. На языке у нас одно, а в голове совсем другое. Недаром говорят, что характер эфиопов определяет сочетание «воска и золота»[43]. Вся наша культура тому подтверждение. У нас нет критерия, который бы позволил отличить зло от добра. Мы на все смотрим с позиций корыстных интересов. Вот почему у нас нет доверия друг к другу. Нам чужды такие понятия, как товарищество и дружба. Клевета, наговоры, сплетни — вот наша стихия. Мы, эфиопы, признаем лишь один принцип — личную выгоду! А раз так, можно и солгать. Когда мы лжем, совесть наша молчит. Что, не прав я? — Лаике почти кричал. — На людях мы выглядим благородными, решительными, смелыми, гордыми, честными, преданными, дальновидными, скромными. Но под этой личиной кроются зависть, коварство, ревность, лживость, трусость и раболепие. Определяющие черты нашего характера — двуличие и неискренность. Да-да, мы живем с маской на лице!.. Зачем я обо всем этом болтаю, самому непонятно. Короче, я хотел сказать… что же я хотел сказать?.. Да, я хотел сказать, что один эфиоп не может знать, о чем думает другой эфиоп. Потому что эфиопский характер — это загадка, загадка без разгадки… Ну, говори правду. Где твой брат? — Его огромная ручища легла на плечо Хирут.
Теферра вскочил со стула, готовый броситься на Лаике.
— Ты хочешь правды? Так вот: я не знаю, где Тесемма! Скорее всего, ушел домой. Можно позвонить туда, выяснить точно, но что толку? Я уверена — сюда он не вернется, — быстро ответила Хирут.
— Теперь все ясно. Я не ошибся. И ты это подтвердила. Он сам подписал себе приговор.
— Не поняла.
— Поймешь, — сказал он и, подойдя к одному из парней, что-то шепнул ему на ухо. Парень кивнул и направился к выходу. — Вот так-то! — зловеще произнес Лаике.
У Деррыбье не было времени размышлять, почему Хирут так внезапно положила трубку, — его позвали на собрание. Предстояло обсудить меры, которые необходимо принять в ответ на призыв революционного правительства «Родина-мать зовет!». На собрании разгорелась жаркая дискуссия, которая постепенно свелась к спору о методах работы органов народно-революционной власти. Затем выявились серьезные разногласия. Слово взял одноглазый человек довольно мрачной наружности.
— Вопрос о демократическом централизме раздувается правыми оппортунистами с целью ограничить свободу действий широких масс трудящихся. Мы против ущемления прав угнетенного народа. Свобода достигается борьбой. Долой оппортунистов! — выкрикивал он, энергично жестикулируя.
Другой оратор утверждал, что на соблюдении принципов демократического централизма настаивают ревизионисты, сговорившиеся не допустить осуществления требования «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!».
Какой-то горбун, сидевший в сторонке и поначалу молчавший, вдруг вскочил со стула и пылко заговорил:
— Мы воочию убедились, что вопрос о демократическом централизме не является своевременным. Более того, он вреден, ибо проведение его в жизнь означало бы сдерживание нашей революции, перешедшей от обороны в наступление. Сегодняшнее требование широких масс — пусть расширяется свобода действий! «Демократические права эксплуатируемым — немедленно!» О каком демократическом централизме может идти речь, если в стране отсутствует пролетарская партия? Это утопия! Мечта, которую лелеют оппортунисты и ревизионисты. Понимая истинную цель этого требования, мы не можем относиться к нему безучастно. Мы решительно осуждаем меры, принятые против таких истинных борцов революции, как товарищ Вассихон. Мы призываем разоблачать ревизионистов и оппортунистов, которые проникли к нам. — Он выразительно посмотрел на Деррыбье.
43
«Воск и золото» («сэмынна уорк») — стилистический прием, широко использующийся в традиционной эфиопской поэзии. Основа его — иносказание.