Она инстинктивно схватила с буфета похожий на пилу громадный нож, которым резали хлеб. Земене остановился, не смея подойти ближе. В ее глазах было столько злобы. Казалось, сам сатана обжигает его огненным взглядом зеленых глаз и вот-вот плюнет ядовитой слюной.
Себле облизала влажным языком пересохшие губы. В нее и правда вселился сатана. Злой дух смотрел на Земене ее глазами. Сжимая в руке нож, она проговорила:
— Нет, я не проститутка. Во мне есть чувство собственного достоинства. Я не так глупа, как ты считаешь. У меня есть голова на плечах. И не так я безобразна, как ты хочешь меня изобразить. Для тебя я падшая, глупая. Но это не так! Я женщина. И у меня свои запросы. Я хочу, чтобы у меня был муж, который поддерживал бы меня, интересовался бы моей работой, который не считал бы меня вещью в своем доме. А ты пытаешься убить меня. Делаешь из меня служанку. Пользуешься мною, когда тебе вздумается. С меня довольно! Опротивела такая жизнь. — Слезы душили ее.
— Пусть Сирак утешит тебя, — размахивал папкой перед ее носом Земене.
— У меня ничего с ним нет. Отдай лучше рукопись!
— Вот тебе твоя рукопись! — Земене стал неистово рвать ее. Он не мог уничтожить сразу все страницы, хватал по несколько листов и раздирал на мелкие клочки. — Вот тебе твой Сирак! Вот тебе литература и искусство, которым ты поклоняешься. Думаешь, я не знаю, кто он, этот Сирак? Он такой же развратник, как и ты. Я слышал, что он пишет бесстыдные книги о похотливых распутниках, о пошляках и хулиганах. Ведь это он был мужем Марты? Теперь ему нужна новая Марта. Он называет тебя малюткой Мартой? Ты восхищаешься его писательским мастерством, а он твоим телом!
Себле пыталась остановить мужа.
— Умоляю тебя, ради моей жизни… Оставь, ведь это же чужое… Разорвать рукопись равносильно тому, что убить самого писателя…
Земене сжал зубы, кровь прилила к лицу, глаза вылезали из орбит. Он воевал с рукописью, как с живым существом, словно выдирал из нее нутро, а потом разбросал клочки по всей комнате.
Себле посмотрела на часы. Уже было далеко за полночь. Она не могла оставаться в доме. Какая-то сила гнала ее отсюда, но куда?.. Куда понесут ее ноги? В ад или в рай, в пропасть или… — ей теперь все равно.
Она смотрела на растерзанные листы с отчаянием. «Боже мой, есть ли у него второй экземпляр? Скорей бы рассвет. Больше нет сил. Довольно!»
И тут она услышала голос маленького сына. Он бежал к ней из другой комнаты, шлепая босыми ножками по полу.
— Мама, я боюсь. Дай мне пить!
Себле вспомнила, что держит в руках нож. Положила его на стол. Взяла на руки сына, обняла его. Он был мокрый до самой шеи.
— Я боюсь, — хныкал мальчик.
— Не бойся, мой милый. — Себле прижала его к себе и зарыдала.
«Жизнь — это западня», — подумала она, обливаясь слезами.
ГЛАВА 3
— У кого есть банки, жестяные банки? — звенит тонкий голосок.
— Бутылки, бутылки! У кого есть бутылки! — слышен чуть хрипловатый голос.
— Сдавайте старые шкуры! — словно в колокол бухает долговязый старьевщик.
— Перетягиваем матрацы! — блеет кто-то.
— Топливо! Кому нужно топливо? — звонко выкрикивает молодой парень.
— Предлагаем свежую рыбу! — зазывает пожилой торговец.
— Меняем вещи! Меняем! — кричит кто-то голосом молодого козленка.
— Тело мое разрушено. Я живой мертвец! Но живот мой требует пищи, — стонет прокаженный.
— Да не постигнет никого жалкая доля слепца, — взывает нищий. — Люди, не клянитесь глазами, говорю я вам, я, живущий во тьме, лишенный света. Подайте ради девы Марии бедному слепцу милостыню.
Сирак лежал в постели, ворочаясь с боку на бок. Он думало том, насколько сильна в людях воля к жизни. Ведь даже гниющий заживо прокаженный, слепец, обреченный на тьму, любой нищий калека — все изо всех сил цепляются за жизнь… Действительно, жизнь — загадка. Ведь неизбежно все мы превратимся в прах… Зачем же несем это бремя, страдаем? Или жизнь — шутка, которая сначала веселит нас, а потом заставляет плакать? Словно в ответ на свои мысли, Сирак вдруг услышал, как захихикал Агафари Эндэшау.
А нищий на улице монотонно бубнил:
— Добрые люди, подайте ради богородицы…
Этот нищий появляется здесь каждый месяц двадцать первого числа. Сирак встал и подошел к окну. Во дворе играли дети. Они распевали песню «Я готов погибнуть за родину». В последние годы появилось много новых песен, в которых воспеваются революционные преобразования. На музыку перекладываются стихи о борьбе с контрреволюцией, о кампании за ликвидацию неграмотности, о том, что будет в Эфиопии партия трудящихся. Дети пели о родине, о революции. Подражая взрослым на митинге, они выкрикивали лозунги, били в жестяные банки, которые были у них вместо барабанов.