— Я согласен, — проговорил он.
И тогда шагнул прямо в тот злосчастный день.
…Командир что-то рыкнул — и тотчас один из солдат притащил факел, которым поджег сваленный в кучу скарб. Рухлядь, извлеченная из землянки, долго не хотела разгораться, но через пару минут все же вспыхнула.
Священник, оказавшийся рядом, осенил себя крестным знамением, тоже самое проделали и прочие истинные христиане.
Командир тихо произнес:
— Попытаетесь ли еще раз, отец Иоганн?
Священник кивнул, правда, с большим сомнением:
— Да, но он упорствует в своих заблуждениях. И все же следует надеяться на его благоразумие.
— Какое уж тут благоразумие, — проворчал командир, когда священник нерешительно подошел к Яну.
— Готов ли ты покаяться и принять веру господа нашего, Иисуса Христа?
Видно было, что этот вопрос он задает уже не в первый раз. И не в первый раз получает в ответ — молчание.
Ян был сейчас уже далеко — и от священника, и от солдат. Слишком далеко, чтобы вообще обратить на них внимание.
Один из солдат — чернявый и слегка узкоглазый невысокий парень — начал довольно бегло переводить. Но и на слова толмача Ян никак не прореагировал.
— Приступайте! Живей! — прикрикнул офицер на солдат и зачем-то вытащил из ножен шпагу.
— Я не стану вашим судьей, — одними губами произнес Ян.
И молчание разорвалось нестройными выстрелами…
Тело Яна вынес из Запределья Редрик. Машина Виктора Семеновича стояла около Газового моста, туда, на заднее сиденье, положили мальчишку.
Редрик молча глядел на Виктора Семеновича.
Разговор между ними был безмолвным, слова оказались совершенно ненужными.
«Я не спас его. Не смог».
«Что поделать, мы не всесильны, мальчик».
Командир «Астры», все так же молча, приказал Редрику садиться в машину.
Потом подошел к магам из С.В.А., все еще застывшим, словно статуи, но уже обретающим дар речи.
— Можешь идти, — обратился он к Стасу. — К метро. Там тебя есть кому ждать. — Он похлопал парня по плечу. — По крайней мере, ты — не трус. Станислав Кузнецов, сотрудник С.В.А., впредь до особых обстоятельств ты, а также Татьяна Злотина, сотрудник С.В.А., находитесь под нашим покровительством. Вот теперь иди, сотрудник… бывший, наверное.
Ольховский обернулся к бледному начальнику Стаса.
— Доклад в Женеву будет направлен сегодня же с вами вместе. Хотя, — он слегка поморщился, — предчувствую, что вас все равно отмоют. Добела. Или — дотемна, как вам будет угодно. Только знаете что? — Он наклонился почти к самому уху врага. — Сегодня я впервые пожалел, что у нашего швейцарского руководства нет методов святой инквизиции. Впрочем, О.С.Б. с вами не прощается, жизнь бывает длинной.
Он посмотрел, как на убийце защелкивают наручники, а затем, не дожидаясь окончания сцены, сел в машину, включил зажигание. Автомобиль резко, слишком резко дернулся с места.
— Ты!.. Ты… Ты — сумасшедший! — Татьяна бросилась к Стасу, едва не сшибив с ног какого-то не очень трезвого мужичка с сумкой, в которой брякали бутылки пива.
Мужичок обернулся, хотел было сказать что-то нехорошее, но передумал — и его давно небритую физиономию на миг посетила редкая гостья — добрая улыбка.
Стас нежно обнял подругу — и вдруг понял, что шеф сказал откровенную собачью чушь, что Танечку он любит безо всякого внушения и вмешательства, что именно ее он и искал всегда, всю жизнь. В конце концов, безвкусная манера одеваться, разбитая посуда, пережаренные котлеты — какая, в сущности, ерунда! Готовить можно научиться. А вот любить — вряд ли.
— Идем, — он улыбнулся девушке. — Завтра у меня большой день. Я ухожу из С.В.А., надо начинать искать работу.
Возвращались молча. Эйно нервно курил, Оля сидела бледная и уставшая — как будто сейчас ее покинула какая-то часть души — и эту часть уже не восстановишь, как ни старайся. Да она же видела Яна всего несколько раз. Тогда отчего же так тоскливо было на сердце?
Эд и Настя тоже молчали. Они-то давным-давно научились понимать друг друга без слов. И, кажется, оба чувствовали сегодня то же самое, что и Оля — пусть и принадлежали к разным подразделениям. Свет, Тьма — что это означает? Лишь слова, названия двух энергий, которые могут противоборствовать, но не могут жить одна без другой.