– В тот день на охоту из стражей отправился только Огонь. Я узнал о случившимся позже, от других волков. Огонь и Буря как обычно оторвались от стаи, погнались за добычей. И попали в ловушку. Их окружили волфы – не два, не три, целая стая. Огонь и Буря отбивались, но силы были слишком неравными. Выбор оставался небольшой: или с обрыва, или в пасть. Огонь понимал, что вдвоём они не справятся. На вой другие охотники не отзывались. Тогда он дал Буре возможность вырваться из окружения и побежать за помощью. Потом она рассказывала – всего раз, когда ей было совсем плохо, – что догадывалась о затее Огня. Он сделал это специально: специально отправил её подальше от волфов. Добежать до охотников она успела, но слишком долго их уговаривала. Они только-только набрели на след зверя и не хотели отвлекаться на помощь волку, который на их глазах когда-то победил троих волфов и получил за это звание стража. Они верили, что Огонь справится сам. Он же «избранный». Когда Буря смогла уговорить охотников и они прибежали к скале, там уже никого не было. Волфы ушли. От них остались только огромные следы на земле.
– А Огонь? Его загрызли?
– Нет. Буря нашла его. Подошла к краю обрыва и увидела его тело. Он спрыгнул. Вместе со своим учителем – Гром тогда ещё был жив – мы достали его. На следующий день вся стая хоронила Огня в чаще. Прошло уже очень много лет, а Буря всё ещё не может его отпустить, не может принять его смерть. Она стала стражем после Огня, стала более жестокой, осторожной, закрытой. Первый год она не подпускала к себе никого, кроме детей. Всю себя посвятила защите поселения от волфов и поиску избранного. Он единственный способ раз и навсегда уничтожить Смерть и отомстить за Огня.
Зорэн смотрел на узорчатую подушку. Внутри растекалась тягучая, плотная темнота – холодная, пожирающая любые чувства. Исчезала обида за дурацкое «Огонёк», которым неизменно называла его Буря. Исчезало любопытство, затмевающее глаза. Не исчезала любовь, но Зорэн сознательно пытался утопить её в темноте и пустоте. Он понимал, что теперь, как бы ни было тяжело, он не будет бороться за неё, чтобы не причинить Буре ещё больше боли.
– Ты ничего не знал. Желание узнать, что от тебя скрывают – нормальное желание, – произнёс Ураган после недолгого молчания.
– Я знал, что Буре будет неприятно. Уже здесь я должен был понять, что нужно остановиться.
– Буря слишком долго скорбит по Огню.
– Как можно «слишком долго» любить кого-то?!
– Нет, ты не понял, – Ураган покачал головой. – Никто не забирает у Бури память. Но она заперлась в прошлом, живёт им и не может двигаться дальше. Я был хорошо знаком с Огнём, мы даже были друзьями. Новость о его гибели стала ударом и для меня. Я заливал горе вином, срывал злость на охоте и так пережил утрату. Я сохранил о нём память – этого достаточно. Нужно идти дальше. Буря боится. Она боится мира, где нет Огня. Понимаешь?
– Да, – глухо ответил Зорэн. Он думал о том, что Буря более слабая и хрупкая, чем хочет казаться что теперь он понимает её гораздо лучше и что поступил бы так же, как Огонь: защитил бы, отправил бы «за помощью», зная, что сам обречён.
– Знаешь, дружище, мне кажется, ты сможешь выдернуть Бурю из прошлого.
– Почему? Одно моё имя…
– Ты же её любишь. А она любит тебя.
– С чего ты взял? – буркнул Зорэн, с неудовольствием замечая, как радостно забилось сердце.
– Поверь, я в таких вещах разбираюсь лучше, чем кто-либо, – на губах Урагана появилась лукавая улыбка. – Так что действуй, дружище! Спаси уже Бурю. И всех нас заодно. Сил моих больше нет видеть её угрюмый вид!
Ураган распалялся, терял непривычную серьёзность, и Зорэн поднялся.
– Спасибо. Мне действительно нужно было об этом узнать.
– Поэтому я уже неделю готовился к этому разговору, – самодовольно сказал Ураган.
– Спокойной ночи.
– А как же ужин?
– Что-то не хочется. Отдай мою порцию Песку.
Зорэн вышел из шатра и вдохнул ночной воздух. Он надеялся, что прохлада остудит голову и эмоции. Внутри клокотал клубок из обиды, чужой боли, неясной надежды и поглощающей всё остальное любви. Он вертелся внутри, ранил, и ночная свежесть не могла его распутать. По дороге к себе Зорэн раз за разом повторял услышанную историю, думал и пытался решиться. Ещё не знал, на что именно.
Ураган сидел неподвижно, прислушиваясь к удаляющимся шагам Зорэна. Потом поправил шнурок на запястье – память об учителе – и снова откинулся на подушки. Он не жалел о том, что сделал, но всё же в груди тяжелела вина. Ураган знал, что поступил правильно. И что завтра ему достанется несколько хороших тумаков от Бури, которая всё время разговора стояла за шатром и тихо плакала.