Никакого стимула они не получили, зато мы сами в сопровождении Абдула поднялись на вершину пирамиды, откуда открывался непревзойденно величественный вид не только на Каир, который виднелся на фоне золотисто-лиловых холмов, но и на все пирамиды в окрестностях Мемфиса — от Абу-Роаша на севере до Дашура на юге. Саккарская ступенчатая пирамида,[52] представляющая собой переходную форму между невысокой мастабой и собственно пирамидой, заманчиво четко вырисовывалась вдалеке среди песков. Именно рядом с этим переходным сооружением была в свое время обнаружена знаменитая гробница Пернеба, то есть более чем в четырехстах милях к северу от долины Фив, где покоится Тутанхамон. И в который уже раз я словно онемел, объятый неизъяснимым трепетом. Глубокая древность, подступающая со всех сторон, и тайны, которые, казалось, хранил в себе каждый из этих памятников старины, наполнили меня таким благоговением, какого я прежде не испытывал.
Измученные восхождением и докучливыми бедуинами, поведение которых выходило за рамки всех приличий, мы почли за благо избавить себя от экскурсий внутрь пирамид, куда вели очень тесные и душные проходы (на наших глазах несколько неутомимых туристов готовились к посещению самого крупного из памятников — пирамиды Хеопса). Оплатив с лихвой и отпустив свой местный эскорт, мы пустились в обратный путь, припекаемые послеполуденным солнцем и опекаемые верным Абдулом Раисом. Лишь на половине пути мы пожалели о своей нелюбознательности. Ибо о нижних коридорах пирамид — коридорах, не упоминаемых в путеводителях, — ходили самые фантастические слухи; было также известно, что археологи, которые открыли эти коридоры и приступили к их обследованию, тут же заблокировали входы в них и с той поры держат их местонахождение в тайне.
Разумеется, все эти сплетни были по большей части безосновательны, по крайней мере на первый взгляд; и все же то упорство, с каким проводился запрет на посещение пирамид по ночам, а самых нижних ходов и склепа Большой пирамиды — независимо от времени суток, наводило на некоторые размышления. Впрочем, что касается второго запрета, то причиной ему, вероятно, служило опасение, что психологическое воздействие на посетителя может оказаться слишком сильным: согнувшийся в три погибели бедняга будет чувствовать себя как бы погребенным под гигантской каменной грудой, где единственной связью с внешним миром является узкий туннель, по которому можно передвигаться лишь ползком и вход в который в любой момент может быть завален в результате случайности или злого умысла. Одним словом, все это звучало столь загадочно и интригующе, что мы решили при первой же возможности нанести пирамидам повторный визит. Мне эта возможность представилась гораздо ранее, чем я мог ожидать.
В тот же вечер, когда наши спутники, несколько утомленные напряженной программой дня, устроились отдыхать, мы с Абдулом пошли прогуляться по живописным арабским кварталам. Я уже любовался ими при дневном свете, и мне не терпелось узнать, как выглядят эти улицы и базары в сумерках, когда чередование сочных густых теней с мягкими закатными лучами должно лишь подчеркивать их своеобразную прелесть. Толпы прохожих редели, но в городе было по-прежнему многолюдно. Проходя по рынку медников Сукен-Наххасин, мы наткнулись на компанию веселящихся бедуинов, которыми, по всем признакам, верховодил молодой парень с грубыми чертами лица и в лихо заломленной набекрень феске. Он еще издали нас приметил, и, судя по тому далеко не дружелюбному взгляду, которым он одарил Абдула, мой верный проводник был здесь хорошо известен и, вероятно, слыл за человека насмешливого и заносчивого.
Возможно, юнца возмущала та странная копия полуулыбки Сфинкса, которую я сам столь часто замечал на лице Абдула и которая вызывала во мне любопытство пополам с раздражением; а может быть, ему был неприятен глухой, как бы замогильный тембр голоса моего проводника. Как бы то ни было, обмен ругательствами и поношениями с упоминанием имен родных и близких состоялся незамедлительно и носил весьма оживленный характер. Этим, однако, дело не кончилось. Али Зиз, как звал Абдул своего обидчика, когда не употреблял более энергичных прозвищ, принялся дергать моего спутника за халат, тот не заставил себя ждать с ответным действием, и вот уже оба неприятеля самозабвенно тузили друг друга. Еще немного, и внешний вид соперников был бы изрядно попорчен, тем более что они уже потеряли свои головные уборы, составлявшие предмет священной гордости обоих, но тут вмешался я и силой разнял драчунов.
52