В это время Частицы начали поднимать тело Ловца. Они будто белые мохнатые насосы, подключенные к волшебному генератору, закачивали в Ловца жизненные соки. Ловец чувствовал, как напрягаются его мышцы, как скользит по венам кровь, как наливаются силой руки и ноги. Гусеницы дрожали от напряжения, перекатывались под одеждой. Потом они вывалились, с треском порвав рубашку. От невероятного давления следом за рубашкой порвался и живот. Вместе с Частицами вывалились внутренности — кишки, печень, кусок легкого, желудок. Все это шлепнулось на пол бурой дымящейся кучей. В ноздри ударил тошнотворный запах. Ловец отстраненно отметил, что пар над внутренностями поднимается, будто дым над водой.
Частицы Первенца опоясали его тело и заставили двигаться. Ловец наступил на собственный желудок. Тот лопнул с чавкающим звуком. Под ногой разлилась жижа вперемешку с непереваренной пищей. Впрочем, Ловец не заметил. В это мгновение он полностью утратил контроль над собственным телом. Им двигали, как марионеткой.
Правая рука сжалась на бутылке с пивом, которую адепт забыл на стойке. Взмах. Гоша начал поворачиваться. Удар. В этом помещении все просто помешаны на ударах сзади.
Носитель тяжело рухнул на пол.
Гоша пришел в себя, когда затекли ноги. Боль растеклась от ступней к коленкам, перекинулась на поясницу.
Мир вокруг, погруженный в черноту, трясся и подпрыгивал, звенел и грохотал. Мерзко пахло выхлопными газами и кислятиной, будто кто-то здесь хорошенько наблевал. Может быть, сам Гоша. От шума мотора заложило уши.
Он попробовал пошевелиться — плечи уперлись во что-то твердое и горячее, а ноги давно и прочно застряли.
Багажник.
Гоша кое-как вытянул руку из-под собственного живота, затылком ударился о металлический выступ, поскреб ногтями вокруг, пытаясь разобрать в темноте, как лежит и где что находится. Нащупал стык и что есть силы ударил по нему кулаком. Удар вышел несильный, крышка багажника тяжело ухнула и, конечно же, не поддалась. От нахлынувшей внезапно панической злости Гоша заколотил кулаком, чувствуя, как сдирается кожа и как звонко пронзает болью разбитые костяшки.
Чтоб тебя! Чтоб тебя! Чтоб тебя!
Это надо же было так вляпаться!
Кое-что вспомнив, он полез пальцами в рот, все еще не чувствуя челюсти и собственных прикосновений к лицу. Нащупал пальцами мягкое вертлявое тельце.
Проклятый паразит. Не дал добраться до тебя с ножом, так, думаешь, по-другому не доберусь?
Машина снова подпрыгнула и челюсти Гоши неожиданно сильно сомкнулись. Хрустнули пальцы. Извивающийся уродец юркнул куда-то вглубь рта. Воздух с хрипом вырвался из Гошиного горла. Он выдернул пальцы из рта, отчаянно рыча — все, что оставалось делать в нынешних условиях. Рычать, как собака!
Машина завихляла и начала притормаживать.
Долго ли ехали Гоша не знал. Ноги затекли капитально. Затылок, руки, живот — все ныло и болело, не давая возможности сосредоточиться.
Остановились. Заглох мотор. Хлопнула дверца.
Гоша повернулся боком, сжал в кулаки здоровые пальцы. Если только получится поймать момент… Если бы только выбраться отсюда…
Багажник со скрипом поднялся. В глаза брызнул яркий свет. Гоша подался вперед, целясь в показавшийся темный силуэт, но промахнулся и тяжело вывалился на землю. Попытался вскочить — подкосились ноги. Упал лицом в пыль, собрал щекой гравий. Перевернулся.
Подходи! Подходи!
А потом увидел, что перед ним стоит Ильич.
Только это был мертвый Ильич. Лицо его разбухло и потемнело. Кожа сползала вниз, свисала тяжелыми лиловыми складками с подбородка и щек. Наполненные влагой глаза были похожи на две перезрелые сливы. Губы потрескались и вздулись, на них обильно налипла подсохшая кровь.
Гоша сглотнул. Тошнить было уже нечем. Он закрыл и вновь открыл глаза, пытаясь убедиться, что не спит и не сошел с ума. Хотя, всякое может быть.
Грудная клетка у Ильича была раскрыта, и внутри, между ребер и остатков сосудов, копошились мокрые гусеницы. Они переползали из грудной клетки в область живота — раскрытую, будто кровавый порванный мешок, с болтающимися кишками и чем-то еще. Гусеницы складывались в клубочки, поднимались, судорожно вытягивая тельце, ощупывали желтоватую кожу старого рокера длинными усиками. Другие гусеницы ползали по плечам, рукам и ногам Ильича. Складывались гармошкой, дрожали от напряжения и вытягивались.
Ильич пошатывался, похожий на марионетку. Все его конечности слабо вздрагивали. Казалось, Ильич пытается сохранить равновесие.
Он разлепил губы и сказал множеством голосов:
— Пойдешь со мной!