Возможно, ему даже удастся добраться до отеля, не возвращаясь на Невский. Дворами, как и подобает обитателю культурной столицы. Сообразить бы только, в какую сторону идти.
Джерри осмотрелся. С одной стороны за высокой кованой оградой возвышались нелепо раскрашенные сооружения детской площадки, с другой — к стене жались несколько столь же нелепо раскрашенных машин. Между машинами и площадкой чернел жадно распахнутый зев следующей арки, ведущей дальше в лабиринт дворов-колодцев. И оттуда за ним наблюдали горящие зеленым глаза.
— Привет, — сказал Джерри, делая шаг навстречу. — Вот и Том нашелся.
Кот выскользнул из тени, замер на мгновение, изучая человека, затем медленно, не сводя с него взгляда, вернулся во мрак.
— Приглашаешь, да? — усмехнулся Джерри.
Глаза сверкали в темноте зеленым, не выражая ровным счетом ничего.
— Хорошо, Том, — сказал Джерри. — Я иду. Иду, видишь?
Он шагнул под арку, и кот повел его через дворы: убегал, останавливался, оборачивался, терпеливо дожидался человека, снова бросался вперед. Джерри послушно следовал за ним, наполняясь детской, восторженной радостью от встречи с чудом. Сменяли друг друга дома, различавшиеся только рисунком освещенных окон, проплывали мимо крошечные скверики, лавочки и помойки. В какой-то момент, попытавшись на ходу сориентироваться, он подумал, что следовало бы оставлять за собой след из камешков или хлебных крошек. Сказка, в которую вел его Том, могла оказаться не из приятных.
Но вскоре они пришли, и Джерри перестал переживать.
Кот бесшумно растворился в тенях, однако Джерри этого не заметил.
Небо вверху, сдавленное со всех сторон краями крыш, начало светлеть, но Джерри уже не придавал значения времени.
Знак распластался по стене, желтый, словно палящее солнце, словно пшеница на последнем полотне Ван Гога, словно безумие Климта. Он пульсировал и шевелился, ни на секунду не оставаясь неизменным, но ни на йоту не нарушая строгости и целостности своего узора. Всего несколько простых линий, нанесенных щедрыми, размашистыми мазками. Целый мир, запертый в их переплетении. Черные башни. Черные воды. Черные звезды.
Линии звучали. Они были не только цветом, но и голосом — желтым голосом. От него у Джерри встали дыбом волосы на затылке и мышцы налились жгучей болью. Он застонал, стиснув зубы, но ни на мгновение не отвел взгляда от знака. Желтый голос не приказывал и не просил, а проговаривал реальность, сплетал ее из небытия. То, что было произнесено, существовало, все остальное — нет.
— Ты сгораешь от ненависти, — сказал желтый голос. И это было так.
— Твой мир обречен, — сказал желтый голос. — Чужаки губят его, пожирают его изнутри.
— Подобно червям, — ответил Джерри, сразу поняв, о чем и ком идет речь.
— Их нужно остановить, — продолжал желтый голос. — Прежде, чем сгореть, ты убьешь чужаков.
— Убью, — согласился Джерри.
Знак ослабил хватку, позволил отвести взгляд. Позволил вдохнуть. Влажный воздух, пахнущий подвалом и плесенью, ворвался в легкие, разошелся по жилам наэлектризованной волной. Джерри с трудом повернулся и побрел прочь. Он знал дорогу. Он теперь знал многое.
Лабиринт дворов разворачивался перед ним, показывал беззащитное палевое подбрюшье, добровольно раскрывал секреты — только в них уже не было нужды. Чем мог Питер, едва протянувший триста лет, заинтересовать того, кто видел меж линий желтого знака шпили и башни другого, куда более древнего города? Скелетами грифонов, сдохших от голода в Аптекарской башне? Посмертной маской императора, похожего на толстую усатую бабку? Уродцами в банках? Джерри отмахивался от проулков, назойливо зазывавших взглянуть на замшелые свои достопримечательности. Его путь лежал на Петроградскую сторону — там в одном из домов находилось логово чужаков.
Он ощущал их присутствие так ясно, словно они притаились в одной комнате с ним, спрятались за диваном и ждали удобного момента для нападения. О да, они давно ждали, очень, очень давно. Терпения им было не занимать. Джерри скрипел зубами от гнева. Ярость клокотала в его груди, пылала, превращаясь в энергию. Он почти бежал. Прохожие испуганно расступались, бросали ему вслед встревоженные взгляды — этот парень явно спешил навстречу беде.
Набережная Мойки, Миллионная, Троицкий мост — Джерри летел сквозь город, ни мгновения не раздумывая над маршрутом. Улицы сами вели его. Мерзлая, стальная Нева провожала тысячей взглядов — это смотрели из-под ее поверхности те, что уже явились на коронацию. Многие другие прибудут до полуночи. Король умер, да здравствует король! Сегодня на престол взойдет наследник, и Джерри сможет увидеть его своими собственными глазами! Ему позволят, потому что он докажет свою преданность, сослужит верную службу, убьет, убьет, убьет чужаков посмевших осквернить священное место.
Миновав Дивенский сад, Джерри свернул на одноименную улицу. Еще поворот. Еще один. Здесь ночь заканчивалась, уступая тусклому предрассветному безвременью. В просветах меж строений он различал тяжелые тучи, ползущие с востока. Последние приготовления. Осталось только очистить тронный зал от грязи.
Окруженный дом показался ему смутно знакомым, но вспоминать и приглядываться времени не было. В серых утренних тенях застыли фигуры его соратников, верных роялистов, явившихся сюда по зову желтого голоса. Мужчины и женщины, молодые и старые, стояли на тротуарах вокруг, задрав головы, не сводя глаз с темных окон.
От толпы отделился высокий парень в джинсах и криво застегнутой фланелевой рубашке, сжимавший в посиневших от холода руках небольшой продолговатый сверток. Подойдя к Джерри, он коротко кивнул, сказал:
— Мы ждали тебя, пастух, — и передал ношу. — Буря приближается. Пора начинать.
Джерри развернул ткань. Внутри оказался электрический фонарик с костяной рукоятью. По молочно-белой поверхности ползли изящно вырезанные символы. Ни один из них не был ему знаком, но, несмотря на это, Джерри знал, что они означают. Желтый голос не скупился на объяснения.
ЛИШЬ СЛЕЗЫ ПИТАЮТ ХАЛИ. ВСЕ СЛЕЗЫ ПИТАЮТ ХАЛИ.
Так называлось озеро, в водах которого отражаются черные звезды. Озеро, на берегу которого высится древний город, где прямо сейчас хоронят короля.
— Буря приближается, — повторил соратник. — Веди нас, пастух.
Джерри взвесил фонарик в руке, поднял над головой, словно угрожая им небу, и направился к парадной окруженного дома. Собравшиеся последовали за ним. Только теперь Джерри заметил, что почти все они вооружены: ломиками, кухонными ножами, отвертками, молотками. У некоторых были топоры, и это заставило его улыбнуться — в Питере человеку с топором не избежать ассоциаций с классикой. Раскольников наверняка находился бы среди этой толпы, раз и навсегда определившись с тем, тварь ли он дрожащая или право имеет.
Вход преграждала стандартная серая дверь с домофоном. Джерри набрал случайную комбинацию цифр, переждал гудки.
— Да? — раздался из динамика сонный старушечий голос. — Кто это?
— Домоуправляющая компания, — сказал Джерри. — Впустите, пожалуйста.
Старуха пробормотала что-то недружелюбное, но дверь открыла. Разве примитивная форма жизни сможет отказать представителю власти? «Домоуправляющая компания» ворвалась внутрь, шумной многоголосой волной покатилась вверх по широким ступеням. На стенах, среди обычных для подобных жилищ оскорблений и признаний в любви, мелькали зловещие символы чужаков, бесформенные, словно их плоть, отвратительные, словно их помыслы.