Уэсуги вышел из святилища с мрачными мыслями. Судьба поставила на его пути нового врага, войны с которым было не избежать: Ода Нобунага, неотесанный болван, не обученный даже искусству стихосложения, угрожал не только вторжением в Этиго, но и создавал общую угрозу, завоевывая одну провинцию за другой и обещая принести императору в дар нечто неслыханное — объединенную Японию под собственным единоличным правлением.
Уэсуги, как наследник аристократического рода и буддистский монах, был приверженцем традиционных ценностей и глубоко презирал кадровую политику Оды Нобунаги, который принимал на службу даже простолюдинов, если они демонстрировали какие-то полезные таланты, как в военном деле, так и в экономике. Ода был невероятно удачлив в войнах, благодаря своей баснословной жестокости и хитроумным торговым сношениям с «южными варварами», снабжавшими его «тамагашима», аркебузами, с большими скидками, что благородному Уэсуги также претило.
Пока его стратеги и вассалы спорили, планируя предстоящую войну и пытаясь предугадать действия оккупанта, Уэсуги решил посетить поселение «южных варваров» самолично. Он не взял с собой денег для покупки оружия, так как делать этого не собирался, все равно осуществить такую операцию тайно не получилось бы, шпионы наверняка уже проникли и в его окружение…
Уэсуги отправился в Нагасаки, в миссию португальских иезуитов Франсишку Ксавье. Он хотел взглянуть на уклад жизни диковинных чужестранцев, этих белолицых бородачей, которые, ни с кем не сражаясь, ловко прибрали к рукам несколько островов за горстку сладостей и снабжали теперь всех желающих огнестрельным оружием и крестили одну деревню за другой в свою веру, распаляя воображение доверчивых крестьян страшными сказками про распятого на кресте бога, который всех за все прощает. Среди его собственных самураев многие носили кресты как амулеты на удачу во время битвы, а под началом Оды Нобунаги была целая армия крещеных японцев-«кириситан».
Уэсуги облачился в потрепанные хакама и кимоно простого солдата и отправился на юг, одновременно с тремя такими же малыми отрядами, посланными по трем разным направлениям, чтобы сбить с толку возможных доносчиков. Он взял в сопровождение лишь секретаря и двух самураев, одетых так же скромно, и, проведя в пути целый день, прибыл в порт Нагасаки уже к закату.
Церковь произвела на него впечатление, хотя и не настолько, чтобы, как требовалось, возлюбить изможденного бородатого бога. Уэсуги больше понравилась хитроумная идея с витражами: цветные картинки в окнах не позволяли выглянуть наружу, вместо этого перед глазами были сцены из жизни богов, поэтому находящемуся в церкви человеку казалось, что он переместился в иной мир и созерцал иные картины, иные события. И это завораживало. Колеблющееся пламя свечей, стройный хор и странный аромат благовоний заставляли подолгу рассматривать эту искусно составленную хронику, забывая о реальном мире за стенами церкви. Было в этом что-то сродни китайскому театру теней, но с более полным погружением. Хитро.
У порога церкви топтался отправленный на поиски переводчика секретарь. Приведенный им моряк преклонных лет изъяснялся на японском вполне приемлемо, но вонял так же как все чужаки-гайдзины — псиной и сивухой. Он сопроводил японских гостей в местный идзакая, трактир, где можно было побеседовать и утолить голод.
Вонь здесь была еще гуще, чем в церкви. Пьяные матросы и ремесленники спали, уронив голову прямо на стол, или справляли малую нужду тут же, не вставая с лавок. Специальный желоб из-под каждого стола выводил нечистоты наружу, под ноги прохожих. Видя вежливые улыбки, скрывающие брезгливость, с которыми японцы обращались к португальцам, Уэсуги подумал, что никогда гайдзин в этой стране не будет равен нихондзину, несмотря на все свои хитроумные изобретения…
Кривозубый кансаец-официант усадил вновь прибывших за свободный стол, отвесив положенный поклон самураям, однако, склонился еще ниже перед простым солдатом, отметив его холеные руки, красивое лицои аккуратную прическу.
Аромат саке смог ненадолго разбавить миазмы этого заведения. Уэсуги с любопытством рассматривал представителей этого странного бородатого племени, которые представлялись больше животными, чем хитроумными торговцами, искусными оружейниками и отважными мореплавателями. Пока он не мог понять, каким образом у этих людей устроены мозги, если, чтобы начать поклоняться своему богу, они сперва его убили…