Хорошо, что в Питере хватало людей вроде Архипа, всегда готовых облегчить страдания. Вот только с дозировкой нужно все-таки аккуратнее — похоже, за первой волной прихода надвигалась еще одна, огромная и тяжелая. Свет фонарей размазывался по поверхности бытия, струился искрящимися нитями на фоне неба. Фасады по обе стороны проспекта сливались в единое целое. Между ними не оставалось ни щелочки, ни единого просвета, и Джерри почувствовал укол паники — где-то здесь ему предстояло свернуть, чтобы добраться до дома, но как это сделать, если сворачивать некуда? Проспект сбрасывал цепи улиц, избавлялся от ответвлений, вросших во внешний мир. Малая Садовая? К черту! Большая Конюшенная? Нахер! Одна дорога, прямая и честная, одна жизнь, без чужих мнений и прочего балласта, ведущая…
Он налетел на кого-то на полном ходу, попытался выдавить извинения, но слова липли к языку, словно густая патока.
— Глаза разуй, чучело! — сказали ему. — Обдолбанный, что ли?
— Пошел в жопу, — пробормотал Джерри. — Пидор.
Его ударили. Он так и не смог понять, с какой стороны. Кулак оказался здоровенный, тяжелый. Невский на мгновение исчез, все вокруг заполнило черное, черное, черное небо, а когда оно расступилось, Джерри уже лежал на тротуаре. Гранитная плитка гладила его по щеке холодной ладонью.
— Твою-то мать, блять, а! — сказали над ним.
— Оставь, оставь, — произнес второй голос, женский. — Пойдем.
Стало слишком холодно. Приподнявшись на локте, Джерри медленно сел. Обладатель тяжелых кулаков сплюнул и зашагал прочь, увлекаемый перепуганной спутницей. Кто-то еще возник рядом, помог Джерри встать, отряхнул куртку, поправил сбившийся шарф. Люди. Откуда столько? Он оттолкнулся от их участливых рук, оттолкнулся от участливых слов, свернул за угол. Здесь уже можно было дышать.
Чуть придя в себя, Джерри двинулся вдоль стены — прочь от Невского проспекта. Из окон дорогих ресторанов за ним наблюдали бледные, равнодушные лица. Летом здесь стояли крытые веранды со столиками, за которыми он пил пиво и слушал уличных музыкантов. Теперь осталась только серая мостовая.
Джерри нырнул в темную арку, ведущую во двор. Отсидеться в тишине, переждать, потом искать дорогу домой — таков был план. На самом деле, он жил где-то неподалеку — снимал крохотный номер с огромной кроватью в мини-отеле, названном в честь одного из писателей-классиков. Коренного петербуржца, разумеется. За месяц набегала солидная сумма, но пока он не жалел денег. Если есть не каждый день, то его новой зарплаты, переводов от матери (о которых отец, разумеется, ничего не знал) и остатков сбережений вполне хватало на жилье и наркоту.
Возможно, ему даже удастся добраться до отеля, не возвращаясь на Невский. Дворами, как и подобает обитателю культурной столицы. Сообразить бы только, в какую сторону идти.
Джерри осмотрелся. С одной стороны за высокой кованой оградой возвышались нелепо раскрашенные сооружения детской площадки, с другой — к стене жались несколько столь же нелепо раскрашенных машин. Между машинами и площадкой чернел жадно распахнутый зев следующей арки, ведущей дальше в лабиринт дворов-колодцев. И оттуда за ним наблюдали горящие зеленым глаза.
— Привет, — сказал Джерри, делая шаг навстречу. — Вот и Том нашелся.
Кот выскользнул из тени, замер на мгновение, изучая человека, затем медленно, не сводя с него взгляда, вернулся во мрак.
— Приглашаешь, да? — усмехнулся Джерри.
Глаза сверкали в темноте зеленым, не выражая ровным счетом ничего.
— Хорошо, Том, — сказал Джерри. — Я иду. Иду, видишь?
Он шагнул под арку, и кот повел его через дворы: убегал, останавливался, оборачивался, терпеливо дожидался человека, снова бросался вперед. Джерри послушно следовал за ним, наполняясь детской, восторженной радостью от встречи с чудом. Сменяли друг друга дома, различавшиеся только рисунком освещенных окон, проплывали мимо крошечные скверики, лавочки и помойки. В какой-то момент, попытавшись на ходу сориентироваться, он подумал, что следовало бы оставлять за собой след из камешков или хлебных крошек. Сказка, в которую вел его Том, могла оказаться не из приятных.
Но вскоре они пришли, и Джерри перестал переживать.
Кот бесшумно растворился в тенях, однако Джерри этого не заметил.
Небо вверху, сдавленное со всех сторон краями крыш, начало светлеть, но Джерри уже не придавал значения времени.
Знак распластался по стене, желтый, словно палящее солнце, словно пшеница на последнем полотне Ван Гога, словно безумие Климта. Он пульсировал и шевелился, ни на секунду не оставаясь неизменным, но ни на йоту не нарушая строгости и целостности своего узора. Всего несколько простых линий, нанесенных щедрыми, размашистыми мазками. Целый мир, запертый в их переплетении. Черные башни. Черные воды. Черные звезды.