Темнота снаружи встретила, как старого знакомого. Грех услышал тяжелые шаги из-за угла дома и рванул в другую сторону. Поскользнулся на мокрой траве и кубарем полетел с холма. Обратно в холодную грязную воду.
Рассвет так и не наступил. Грех брел, тяжело переставляя ноги под водой. Автомат держал наготове. Но твари больше его не трогали. Желтые огоньки преследовали, но держались на расстоянии. Эти двигались бесшумно, но были и другие. Они шли, громко расплескивая воду, с треском ломились через затопленные кусты и заросли маленьких сухих деревьев.
Грех шел, глядя только вперед. Старался не смотреть наверх. Там, распятые на деревьях, висели мертвецы. Выпотрошенные, принесенные в жертву тому, кто ворочался и стонал впереди. Иногда Греху на макушку падали холодные капли. Это дождь, успокаивал он себя, просто дождь. Одна капля спикировала на нос, скатилась по губам. Он машинально слизнул ее. Горькую, соленую.
Впереди раскинулось озеро. Грех видел его гладь между темными стволами деревьев. Там плескалось что-то большое. Нагромождение щупалец, лап и плавников. Отец, о котором говорила старуха в доме. Деревья стонали от его дыхания. Его глаза, как прожекторы прорезали темноту. В их свете деревья отбрасывали длинные тени. Существо вцепилось конечностями в могучие стволы прибрежных сосен, вытаскивало себя из воды.
Грех споткнулся и с головой ушел под воду. Кто-то схватил его за ноги. Потянул вниз.
Илья Пивоваров
СЕЗОН ПЛОДОРОДИЯ
Бессмысленным было все. Отблески аварийных огней на траве и покосившихся заборах. Запахи сырости и земли. Гипнотическая пляска дворников. Бабка, выполняющая странный ритуал.
Каждый раз, когда пленка воды на стекле истончалась, Фомин видел старуху. Не обращая внимания на дождь, та молилась. Стояла на коленях, между сараем и теплицей, обратившись к лесу. Бледная рука кочевала со лба на живот, задерживалась там на секунду-две и возвращалась обратно. Деревья застыли молчаливыми истуканами, молитв они не слышали.
Зачем он торчит на обочине, между Питером и зеленым нигде? Можно вернуться в квартиру, где мебель посерела от пыли, а раковина забита грязной посудой. Или бросить машину и затеряться в лесу. Фомин вздохнул и посмотрел на экран смартфона.
До недавнего времени он жил обычной жизнью. Возвращался с работы и напивался до беспамятства. Но позавчера зазвонил телефон. Фомин взглянул на экран и вздрогнул. Мама Светы.
— Да? — Сколько они не общались, год? Фомин направился плеснуть себе коньяка, но замер на полпути.
— Андрюш, здравствуй. Светочка пропала.
— В смысле? — Сердце болезненно замерло, затем пустилось вскачь. — Как понять, пропала?
Динамик, казалось, молчал целую вечность. Затем Ирина Павловна заговорила опять — медленно, с большими паузами между фразами, будто произносить слова для нее было непосильным трудом.
— В нехорошую компанию попала… после того, как разбежались вы. В секту какую-то. Сначала радовалась, говорила, что в жизни все наладилось… Пропадать начала, все реже и реже звонила. — Всхлип и снова пауза, долгая, изматывающая. — Потом сказала, что переезжает. Еле адрес выпросила… — слова потонули в рыданиях.
Они говорили еще час, в течение которого Фомин выяснял, куда делась Света. Названия секты Ирина Павловна не запомнила: «что-то про Деву Марию». Фомин погуглил, поисковик выдал некие «Белое братство» и «Богородичный центр». Названия организаций ни о чем не говорили, слово «сектанты» вызывало в памяти улыбчивых людей, которые подходили на улице и предлагали поговорить о боге. Фомин не представлял, как уговорит Свету вернуться домой. Лучше бы обратиться в полицию, однако пока они рассмотрят дело, пока проверят информацию… К тому же, в Свинцово, городке, куда, по словам Ирины Павловны, уехала Света, не было зарегистрировано ни одной религиозной общины. Оставалось действовать наобум.
Пока он решал, ехать дальше или вернуться, старуха закончила молиться и теперь смотрела на него. Фомин чертыхнулся и тронулся с места. Поселок скрылся из виду, и по бокам от дороги остались только деревья. Непривычно высокие, они стояли молчаливыми стражами и тянули к нему покрытые корой щупальца.