Еще до рубашки он облачился в черные бриджи — также тесноватые, но в целом сносные, — белые чулки и черные тупоносые башмаки. Последним был надет жемчужно-серый шелковый камзол из личного гардероба Бидвелла. Судья еще раз осмотрел свое лицо в зеркале, сетуя на то, что вынужден предстать перед новыми людьми в таком виде: с голым пятнистым черепом. Но парик был слишком личной деталью наряда, чтобы даже думать о его заимствовании у посторонних. Пусть уж будет как есть. Ладно хоть голова на плечах сохранилась. По правде говоря, он бы куда охотнее проспал весь этот вечер, вместо того чтобы играть роль почетного гостя на званом ужине Бидвелла. Он еще не восстановил свои силы, хотя урвал часа три сна после ванны — достаточно, чтобы продержаться до той минуты, когда он вновь сможет растянуться на этой прекрасной кровати с мягкой пуховой периной и четырьмя столбиками по углам.
Напоследок он открыл рот и проверил состояние зубов. В горле слегка свербило, но с этим вполне мог справиться добрый глоток рома. И вот наконец, благоухая сандаловым мылом и лимонным лосьоном после бритья, он открыл дверь своей просторной комнаты и вышел в освещенный свечами коридор.
На первом этаже, ориентируясь по звуку голосов, он проследовал в отделанную деревянными панелями комнату рядом с вестибюлем главного входа. Ее уже подготовили для общения гостей перед трапезой: сдвинули к стенам стулья и прочую мебель, освобождая центр комнаты, а в белокаменном камине очень кстати развели огонь, ибо к вечеру непрерывный дождь дополнился похолоданием. Под потолком висела люстра из оленьих рогов, меж кончиков которых горела дюжина свечей. Бидвелл был уже здесь: в новом парике, размерами не уступающем прежнему, и бархатном костюме цвета темного портвейна. Он стоя беседовал с двумя джентльменами, а при виде Вудворда прервал разговор словами:
— А вот и наш мировой судья! Как отдохнули, сэр?
— Боюсь, отдых был недостаточно продолжительным, — признался Вудворд. — Тяготы прошлой ночи еще дают о себе знать.
— Судья поведал удивительную историю! — обратился Бидвелл к двум другим джентльменам. — Насколько я понял, он и его секретарь лишь чудом избежали смерти в трактире по пути сюда! Преступник явно поднаторел в убийствах, не так ли, сэр?
— Именно так. Мой секретарь спас наши шкуры, но только они при нас и остались. Когда мы бежали оттуда, пришлось бросить все вещи. Я жду не дождусь завтрашнего дня, мистер Бидвелл.
— Судья попросил меня направить туда ополченцев, чтобы вернуть его собственность, — пояснил Бидвелл остальным. — И чтобы арестовать этого человека для предания его правосудию.
— Я тоже поеду, — сказал Вудворд. — Не могу отказать себе в удовольствии взглянуть на рожу Шоукомба, когда он окажется в кандалах.
— Вы об Уилле Шоукомбе? — Один из гостей (тот, что был помоложе, лет тридцати) наморщил лоб. — Мне доводилось останавливаться в его трактире по пути в Чарльз-Таун и обратно. И уже тогда он показался мне подозрительным.
— У вас были на то все основания. Скажу больше: он убил мирового судью, который направлялся сюда две недели назад. Его звали Тимон Кингсбери.
— Позвольте мне вас представить, — спохватился Бидвелл. — Мировой судья Айзек Вудворд, это Николас Пейн… — он кивком указал на молодого человека, и Вудворд пожал протянутую руку, — а это Элиас Гаррик.
Вудворд обменялся рукопожатием и с ним.
— Мистер Пейн — капитан местного ополчения, — сообщил Бидвелл. — Завтра утром он возглавит экспедицию по поимке мистера Шоукомба. Верно, Николас?
— Это мой долг, — ответил Пейн, хотя блеск серо-стальных глаз свидетельствовал о недовольстве самим фактом планирования подобных действий без его ведома. — Буду рад оказать вам услугу, судья.
— А мистер Гаррик владеет самой крупной из здешних ферм, — продолжил Бидвелл. — Кроме того, он был одним из первых присоединившихся ко мне поселенцев.
— Да, сэр, — сказал Гаррик. — Я построил свой дом в первый же месяц после основания поселка.
— А! — Бидвелл взглянул в сторону двери. — Вот и ваш секретарь!