Выбрать главу

— Ты видишь, Пичаень Офтай [4] ! Стыдно идти на кереметь с непокрытыми волосами и голыми ногами. Я ведь замужняя, — ответила Варвара, разумеется, на мокшанском.

— Да-да, совсем забыл, Вяжя-ава.

— Зови меня по-старому. Я больше не Вяжя. Снова Толга. Паксяй погиб той осенью. У меня новый муж — Дионисий. Он лежит за плетнём, раненый и простуженный. Его нужно вылечить. Отвези нас к себе в деревню.

— Дионисий? Христианин? — презрительно бросил Офтай.

— Да, христианин… но он угоден Вирь-аве, — нашлась Варвара. — Этой ночью она его спасла. Перебила погоню, а потом милостиво позволила ему пить своё молоко, целовать себя и ласкать. Я видела всё своими глазами.

— Ты лицезрела Вирь-аву? — поразился сельский староста.

— Я хорошо её разглядела при свете луны. Мне было очень страшно, но я не убежала. Наблюдала! Дева леса перебила головорезов, которые настигли в лесу моего мужа, — сказала Варвара и повторила: — Он угоден Вирь-аве!

— Кто он у тебя?

— Был кузнецом в Козлове, — хвастливо ответила она. — Лучшим в городе оружейником.

В голубых глазах Офтая загорелись огоньки.

— Хороший топор может выковать?

— Запросто!

— А перо для рогатины?

— Может.

— А саблю?

— И саблю.

— А завесную пищаль?

— Не знаю. Надо у него спросить.

Офтай задумался, а потом сказал скорее себе, чем собеседнице:

— Это и вправду дар Вирь-авы! Нам нужен такой кузнец. У нашего и ножи-то плохо выходят. Он же совсем малец, а старого мастера унёс чёрный недуг.

— Поможешь нам? — спросила Варвара.

— Пойдём к реке. Там переоденешься. Найдём тебе и праздничный панар, и пангу. Всегда возим запас. Вдруг кто поскользнётся или поранится, а молиться в грязной одежде негоже.

По пути Варвара забежала в кустики и присела якобы по малой нужде. Убедившись, что Офтай её не видит, она сняла крестик и спрятала его под шерстяную нашивку на шушпане.

Офтай повёл её к лодкам. Варвара бросила на траву мокрый шушпан и рубашку — и принялась рассматривать выбеленную, вышитую красной шерстью рубаху-панар. Она не торопилась его надевать. Понимала, что на такое тело, как у неё, засмотрится любой мужчина. Не удержится.

И правда, Офтай с восхищением поглядел на неё и прошептал: «Толга мазы стирь! Мазы стирь…»

Варвара обрадовалась, но вовсе не тому, что дед назвал её «красивой девчонкой». Цену себе она и так знала. Главное, Офтай погладил глазами её грудь и заметил, что на шее у неё нет крестика.

Да, она всё верно рассчитала! Теперь можно было одеваться.

Варвара застегнула вырез на панаре бронзовым сюльгамом, надела пангу-чепец и бросила озорной взгляд на Офтая, мол, как теперь я выгляжу. Однако дед глядел уже не на неё. Он рассматривал её мокрую и грязную одежду.

— Креста на тебе нет, а вот рубаха-то была русская… — задумчиво произнёс он.

— Как и на муже, — нашлась Варвара. — Мы же с ним в Козлове жили.

— Муж, поди, тоже промок?

Варвара кивнула.

— Отнеси и ему панар, — сказал дед. — И ещё возьми два мушказа, себе и мужу. День хоть и жаркий, но осень всё-таки. Вечером свежее станет, а мы по реке поплывём.

Варвара взяла мужской панар и две тёплые накидки, прихватила полотенце для ритуальных яств — и понеслась к плетню. Недалеко от входа на кереметь она увидела перепуганного Дениса, которого окружили парни с коровьей шкурой в руках. Они что-то долдонили на своём языке, но он ничего не мог понять.

Подбежав к мужу, Варвара склонилась над ним и прошептала: «Денясь, тебя несут к Эчке тума. Болит нога — терпи, не стони! Ты же мужчина».

Парни переодели Дениса, помогли ему заползти на шкуру и, ухватив её за края, потащили на кереметь. Это была прямоугольная поляна, с трёх сторон окружённая непроходимым лесом, а с четвёртой примыкающая к урезу реки Челновой.

Дениса положили рядом со священным дубом — ещё не облетевшим, необхватным, с зияющим дуплом, которое доходило до земли. На ветвях ветхого дерева висела шкура быка и десятка два пирогов. Вокруг него стояли бочки, из которых на всю поляну растекался запах медовой браги.

Мокшане окружили Дениса, стали рассматривать его и шушукаться. В их гомоне он различал только имя «Вирь-ава». Почти все они были худощавыми и смугловатыми, одетыми в красочные подпоясанные панары.