Я решил во что бы то ни стало отговорить Егора от этой бесполезной и смертельно опасной затеи. Но стоило мне начать говорить про те откровения, что я получил по пути, как добился этим только приступов гомерического смеха.
- Извини, Кира, я не хотел, просто так смешно со стороны смотреть – солидный ученый, этнограф, зрелых лет, а рассказываешь какие-то сказки про паучью королеву и гоблинов! Я понимаю, эти дни были не легкими для тебя, да и не у тебя одного здесь крышу сносит. По правде говоря, - чуть понизив голос, сказал он, - я лично думаю, что тут с болотами что-то не то. Может, метана много выделяется, может, ещё чего… Жалею, что нет у меня геологического или биологического образования! Я бы тут быстро все разложил с научной точки зрения! Но мы с тобой гуманитарии – и ничего с этим не попишешь. Имеем то, что имеем. Одно утешает, к любому гуманитарию от серьезного научного сообщества есть индульгенция – он имеет право фантазировать.
На том мои попытки и закончились. Я не обиделся, просто понял, что это бесполезно. И дело не в фантастичности выдумок. Егор слишком много поставил на карту, чтобы вот так вот просто взять и отступить, послушав страшилки сомнительного вкуса, которых и не всякий современный подросток испугается.
Егор довольно быстро уснул, а мне опять не спалось. Бесполезно проворочавшись в спальнике – от жесткой подстилки у меня напрочь затекли все члены тела -, я решил размять ноги.
Погода была по-прежнему хорошей – теплой, сухой, что было, в общем-то, нетипично для этих мест. Ночь – лунной и звездной. Я готовился к очередному посещению извне, смирившись с тем фактом, что каждую ночь со мной происходит что-то подобное.
Наша палатка располагалась на небольшой возвышенности среди сухого соснового леса. Рядом пробегал ручей, спускавшийся по склону вниз – там он, видимо, впадал затем в болото – оттуда доносились тошнотворные гнилостные испарения.
Я присел на выступ и вслушался в шум ветра в сосновых кронах. Я любил этот звук – он с детства ассоциировался у меня со скрипом снастей на парусном корабле, несущемся куда-то вглубь бескрайнего мирового океана. Я посмотрел наверх и с удовольствием некоторое время наблюдал, как раскачиваются ветви сосен, как лапы каких-то доисторических чудовищ, и вспомнил свой недавний сон (сон ли?) про путешествие на остров. Интересно, могли ли быть приносимые в жертву существа людьми? И если да, то это доказывает, что и во времена динозавров на Земле существовали люди… Интересно, как тогда они, наши отдаленные, ещё дикие и неразвитые, предки воспринимали этих ящеров высотой как раз с эти вот корабельные сосны, с такими огромные когтистыми лапами, со светящимися как эта луна глазами? Как мало мы знаем о нашей жизни, о нашем прошлом, о нас самих и мире, в котором мы живем! Прошлое человечества, подобно и нашему личному прошлому, теряется во мраке безвестности. И именно этот мрак я и пришел сюда развеять, также, я уверен, как пришел сюда и Егор.
Я некоторое время прислушивался к его медвежьему храпу, а потом вдруг у меня возникло сильное желание взглянуть на тот самый лунный камень. Я вынул его из кармана. Бледно-желтый, невзрачный при солнечном - он загорелся каким-то тускло-мертвенным светом при лунном свете. Самое интересное, что камень из матового стал прозрачным, в нем почувствовался объем, в самой сердцевине камня мне показалась игра перламутровых искр, какие бывают на водной глади при лунном свете. И как мне не пришло в голову попытаться найти, какой породе принадлежит этот камень? Сумятица последних дней окончательно выбила меня из колеи. Привыкнув к размеренной неторопливой жизни, я совершенно потерялся, когда события приняли вихреобразный оборот.
Игра огоньков-искорок так меня привлекла, что я совершенно забыл обо всем окружающем – так бывает, когда засматриваешься на мистическую пляску огня. Я почувствовал, что камень все сильнее и сильнее затягивает меня, мне все труднее и труднее отвлекать свое внимание на внешний мир. Так бывает, когда пытаешься заниматься своими делами при включенном телевизоре – экран словно магнит постоянно притягивает взор.
Сколько длилось это состояние, я не знаю, но в один прекрасный момент что-то оторвало меня от камня. Я оглянулся – и не узнал окружающей местности.
Я стоял на краю круглой как блюдце поляны – такое впечатление, что она была сделана искусственно. Поляна заросла густым папоротником, по пояс величиной. Причем, несмотря на уже позднюю осень, папоротник был зеленым, как будто бы было лето. Вообще, на этой поляне осенью даже не пахло. Я не был уверен, что здесь вообще властвует время.
Но самым интересным было другое – по листьям папоротника бегало множество ярких огоньков цвета моего камня. Казалось, что тысячи невидимых рук пускали одновременно тысячи солнечных зайчиков, впрочем, по цвету и яркости сияния не имевших никакого отношения к солнцу. От этих огней поляна казалось залитой светом, как новогодняя елка. Я двинулся сквозь заросли к самому центру поляны, на котором возвышался совсем небольшой холмик, напоминавший могильный. Когда я приблизился, я действительно обнаружил на холмике что-то вроде плоского надгробия из того же, «лунного», камня. Вокруг него росли бледные, приторно пахнущие лилии.
Я подошел вплотную к надгробию и – остолбенел! Там красовалась моя собственная фотография и подпись с именем, дата рождения и… дата смерти: 31.10.09.
Мой рот открылся и никак не хотел закрываться обратно. Мысли путались и я не мог совладать собой.
В этот момент сзади меня раздался тонкий смешок, а в следующий – за локоть меня взяла чья-то рука.
Я обернулся – и увидел, что вся поляна заполнена неизвестно откуда взявшимися посетителями. Некоторые из них стояли, некоторые плясали и бегали среди папоротника, некоторые висели на деревьях – им было мало дела до меня. Выглядели они похожими на девушек и юношей, но серебристого цвета и совершенно без одежды. Тела их были полупрозрачны, эфемерны, почти лишенные признаков пола. Вскоре я заметил, что и лиц у них не было – одна пустота. На головах у них красовались венки из лилий, папоротника, дубовых листьев или рябины.
Заиграла ритмичная музыка из свирелей и бубнов, напоминавшее песню осеннего ветра, и многие и все присутствующие пустились в пляс. Их движения мне напомнили пляску опавшей листвы на ветру – в ней не было ничего человеческого – я имею в виду свойственной человеческому телу пластике. Это было правильное и красивое, но какое-то стихийное и неодушевленное движение. Пение их – ибо через некоторое время они запели – напоминало шелест осенних листьев.
Рядом со мной стояла такая же безликая призрачная девушка. В её руках была ветка с распустившимися на ней белоснежными цветами, от которых исходил медовый яблочный аромат.
От всех фигур и от «моей» девушки веяло арктическим холодом. Я прикоснулся к её руке – она была буквально соткана из необычайно плотного воздуха.
Между тем ритм музыки и танец фигур все ускорялся и ускорялся - до тех пор, пока они не слились в один призрачный круг, а потом порыв ветра подхватил их – и они, опять-таки, как ворох осенних листьев, стали взмывать вверх, улетая куда-то на восток.
Тогда девушка одела на мою голову венок из лилий и прикоснулась ко мне жезлом. Я почувствовал удивительную легкость во всем теле, меня также подхватил ветер – и я понесся на восток. Вдали виднелась Лысая гора, только без каменной короны на вершине.
За все время полета девушка не обмолвилась ни словом, что было неудивительным при отсутствии рта. Я мельком взглянул вниз и увидел бескрайние болота, как широченный крепостной ров отделявшие гору от того места, где ранее находился я. Затем оценил крутизну склонов горы и подумал, что своим ходом до вершины мы добирались бы долго и трудно, и не факт, что добрались бы. В некоторых местах были настоящие трясины, покрытые отвратительной затхлой ряской, а еле видная тропа на горе то и дело обрывалась у отвесных склонов. Откуда-то мне сразу пришло понимание, что тот путь, каким я сейчас попадаю туда – единственно возможный. Поход изначально был обречен на неудачу. А мои друзья погибли бы – либо на болотах, либо при восхождении…